Читать книгу "Архипелаг Грез - Кристофер Прист"

– А каким боком во всем этом участвуете вы, господин Ордиер? – спросил Джейси-Джей, желая заполнить паузу в разговоре. – Вы ведь, насколько я понимаю, вовсе не антрополог?

– Верно, вы не ошиблись.

– И в какой же области вы специализируетесь?

– Я отошел от дел.

– Не рановато? Вы совсем еще молоды! – удивилась Луови.

– Увы, так только кажется.

– Дженесса сказала, у вас есть дом на холме у самой границы катарийских земель. Интересно, оттуда видно их поселение?

– Разве что с горы, – ответил Ордиер. – Я вас свожу туда, если вдруг пожелаете. Хотя предупреждаю, прогулка будет не из легких.

– Взобраться на жалкую груду камней? Я вас умоляю!

– Это лишь один способ туда попасть, и далеко не оптимальный. Вы все равно ничего не увидите. Катарийцы поставили стражников по всему хребту.

– Так покажите мне стражей!

– Увидите. Только особенно ни на что не рассчитывайте. Они сразу отвернутся, едва поймут, что на них смотрят.

Пэррен раскурил сигару от декоративной свечи на столе, с блаженной улыбкой откинулся в кресле и выпустил изо рта струйку дыма.

– И это своего рода реакция, – проговорил он.

– Своеобразная и единственная, – ответила Дженесса. – Наблюдение бесполезно, если объект реагирует на наблюдателя.

– Зато полностью вписывается в профиль. Отличный поведенческий стереотип.

– Профиль? – переспросила Дженесса. – А откуда нам знать, какие у них поведенческие стереотипы? Того, что мы видели, явно недостаточно для основательного исследования. Куда полезнее было бы выяснить, как бы они поступили, не будь рядом нас.

– Что, на ваш взгляд, невозможно?..

– А если бы нас здесь вообще не было? Что, если бы на целом острове не было ни души?

– Ну, это даже не допущение, а фантазии чистой воды! Антропология – наука прагматиков. Воздействие современного мира на изолированные сообщества волнует нас не меньше, чем сами сообщества. И если надо, мы вторгнемся и изучим это воздействие. Лучше так, чем никак.

– Вы думаете, до вас никто не пытался? – взорвалась Дженесса. – Все оказалось впустую. Катарийцы просто ждали, пока мы уйдем. Ждали, ждали и ждали.

– Но и это реакция, вполне годная.

– Никакая не годная! – не выдержала Дженесса. – Игра, кто кого перетерпит.

– В которой, надо полагать, победят катарийцы? Так я должен вас понимать?

– Слушайте, Джейси… профессор Пэррен. – Дженесса подалась вперед и была явно на взводе. Длинная прядь волос упала в нетронутый десерт. – Когда катарийцы сюда только приехали, из нашего отдела в их лагерь отправили исследовательскую партию. Ученые должны были изучить тот самый отклик, о котором вы только что говорили. Они явились туда, не таясь. И что вы думаете? Катарийцы молча ждали, пока те уйдут. Сидели, стояли – кто как, где кого настигло их появление. И ничего не делали целых семнадцать дней. Полное бездействие! Не говорили, не ели, не двигались. Когда им протягивали еду или пищу, они принимали, но никак не пытались сами ее добыть. Когда им хотелось спать, они засыпали прямо тут же, на чем пришлось. В грязи, в испражнениях, на голых камнях – без разницы, а проснувшись, возвращались в свою позицию.

– Что, и дети?

– Да, и они вместе со всеми.

– А как насчет естественных отправлений? А беременные? Они тоже сидели и ждали, пока чужие уйдут?

– Ждали. Только они сидели в том случае, если приход чужаков застиг их в этой позе. К слову, о беременных. Эксперимент пришлось свернуть по медицинским показаниям. Там их было двое. И обеих пришлось везти в больницу. Одного младенца так и не спасли.

– Они сопротивлялись госпитализации?

– Нет. Катарийцы никогда не сопротивляются.

– А были еще попытки?

– Такие же. По сути, реакция катарийцев исключала возможность любого мало-мальского изучения. Было еще несколько вылазок, в которых и мне доводилось участвовать, но в конечном итоге эксперимент был закрыт. А теперь почти никого туда к ним не пускают.

– А кто так решил? Катарийцы?

– Нет. Местные власти.

– Все сказанное не противоречит тому, что говорил нам Джейси-Джей, – вдруг вклинилась в разговор Луови. – Такое поведение может рассматриваться как реакция на внешний мир.

– Никакая это не реакция! – вскинулась Дженесса, обернувшись к собеседнице с быстротой пантеры. – А как раз нечто противоположное – прекращение всяческой деятельности. Любой. Вы, конечно же, видели фотографии…

– Да видел я эти карточки, – отмахнулся Пэррен.

– Значит, вы улавливаете масштаб катастрофы? В отделе хранится уйма отснятого видео, вам наверняка что-то подобное попадалось. Они даже не ерзают. Десять дней, двенадцать, а они неподвижны как статуи, просто смотрят и ждут.

– Подобие транса?

– Нет, они именно ждут. Это единственная возможная интерпретация.

Глядя, насколько эмоционально Дженесса воспринимает этот вопрос, Ордиер задумался: а не мучает ли ее дилемма, подобная его собственной?

Она всегда утверждала, что ее интерес к катарийцам носит исключительно профессиональный характер, хотя во всех прочих ситуациях при общении с людьми выказывала крайнюю степень невозмутимости, граничащей с равнодушием. Да, это племя и впрямь уникально, и не только для антропологов.

В целом мире не сыскать столь выдающейся народности, не выставляющей своих заслуг напоказ. На всем северном континенте нет ни одной страны, не связанной с катарийцами так или иначе, в социальном или культурном смысле. С одной страной они боролись на общем фронте: когда бы ни нападал на них враг, катарийцы приходили на выручку и дрались с фанатичной самоотдачей. В другой оставили богатое наследие в виде дворцов и публичных зданий, спроектированных катарийскими архитекторами и возведенных их каменщиками и строителями. Катарийские целители чудесным образом приходили на помощь во времена чумы. Спасатели, не дожидаясь клича о помощи, вдруг оказывались в местах стихийных бедствий и катастроф. Сценаристы, художники и танцовщики появлялись, вносили свой вклад в культуру и исчезали на пике славы. Спортсмены, медсестры, математики. Приходили, вносили лепту и по-тихому уходили.

Представители этой народности отличались прекрасным сложением и редкостной красотой. На родине Ордиера говаривали, что моделью для статуи Эдрона, отлитой из мрамора и прославившейся по всему миру, – статуи, воплощающей мужскую красоту, силу и мудрость, – послужил катариец. Равно как и запечатленная на полотне Васкаретты красавица, олицетворение физической притягательности и непорочного женского естества, тоже была катарийкой. Девять веков прошло с тех пор, а ее лик копируют без зазрения совести в целях рекламы, украшая им бесчисленные упаковки от косметики, хлопьев, белья, красителей и электроприборов.