Читать книгу "Круги Данте - Хавьер Аррибас"

― Другой вид пытки, ― сказал он, указывая на вывернутые руки. ― Руки связывают сзади за спиной и медленно поднимают на дыбе, оставляя тело в подвешенном состоянии. Потом резко отпускают, тело падает с камнями, привязанными к ногам, но ноги до пола не достают. Говорят, что боль необыкновенно жестокая, а руки потом выглядят именно так. А когда палачи устают, то просто перерезают глотку преступнику.

― И этот тоже не сказал ни слова? ― спросил Данте с нескрываемой иронией.

― Посмотрите на его рот, ― ответил Франческо.

Быстро и без сомнений человечек в черной мантии сунул в рот мертвеца своего рода щипцы, которые позволили ему широко раздвинуть челюсти. Данте так же быстро и без колебаний, как и его спутник, наклонился над раскрытой глоткой.

― У них нет языка, ― сказал поэт; он выпрямился и пристально посмотрел на Франческо. ― Если они отрезали ему язык, как же они хотели, чтобы он заговорил?

― Они не отрезали ему язык, ― пояснил Франческо. ― Когда его поймали, он уже был искалечен. И если вы решитесь убрать ткань из глотки второго, то увидите, что у того тоже нет языка.

― Без языков… ― произнес поэт тихо, сопровождая свои слова спокойным смешком, словно понял шутку. ― Поэтому ты уверен, что они не сказали ни слова… ― пробормотал Данте изумленно.

― Они не умели писать, чтобы сделать хоть какое-то признание, ― продолжал Франческо. ― Так что, если бы люди барджелло знали то же, что знаем мы…

― Немые… ― пробормотал Данте, погружаясь в размышления.

Поэт, оставив в стороне прежние сомнения, с беспокойством дотронулся до рук мертвеца. Он развернул их и наклонился, чтобы изучить ладони.

― Святая Матерь Божья! ― тихо произнес он, почти шепотом.

Франческо заинтригованно следил за поэтом, тот одним прыжком оказался рядом с другим телом. С тем же беспокойством он перевернул мертвеца, но окоченение было сильным, и тело вернулось в исходное положение. Франческо пришел на помощь, они смогли перевернуть труп на бок. Так руки, связанные за спиной, оказались перед глазами. Поэт точно так же осмотрел эти руки и быстро повернулся к своему спутнику. ― У них голубые ногти, Франческо, ― сказал он дрожащим голосом. ― У обоих… Немые демоны с голубыми ногтями…

― Что вы сказали? ― спросил Франческо, напуганный действиями Данте.

― Они красильщики… ― пробормотал хромой.

― Закрой сейчас же свой отвратительный рот или, Боже мой, я клянусь, что!.. ― начал кричать Франческо, впадая в ярость, но Данте прервал его.

― Нет! Подожди, Франческо ― сказал он, усмиряя юношу, чтобы заговорить с хромым. ― Что ты сказал?

Тот сделал шаг назад, дрожа, испугавшись наказания или чего похуже.

― Что они, должно быть, красильщики… ― пробормотал человечек. ― Их ногти такого цвета, потому что они руками растягивают ткани, выбивают их, а потом наносят краску, которую используют…

Данте и Франческо неподвижно смотрели на него, понимая, что это означает. Первый произнес шепотом только: «Боже мой…» Второй яростно сжал кулаки, так что ногти вонзились в ладони.

Глава 45

Флоренция стала разъяренным городом. Они сами, когда стремительно вышли из церкви Святых Прото и Ячинто, выглядели очень взволнованными и торопились. Наконец рассвело: редкие лучи солнца пробились через толстые облака и грели землю. Данте вспомнил образ из своего повторяющегося кошмара. Тоже медленно шел дождь; медленная агония, которая предвещала скорую развязку. Город потягивался. День, который не мог быть нормальным, Данте это чувствовал, потому что не распространившиеся за ночь слухи о произошедшем не замедлят появиться. Дурное предчувствие заставляло поэта торопиться. Данте хотел отправиться в тот закоулок, который служил укрытием для бегинов. Чтобы спросить, расследовать, узнать, почему и с какой целью эти фальшивые кающиеся замарали его славу и его работу. Он был озабочен, потому что дух бунта и вендетты, грязной справедливости плебса носился по городу, как сильные испарения, которые откладывались на языке. Любое промедление было смерти подобно; но Франческо нужно было ехать во дворец. Информировать графа де Баттифолле и получить от него инструкции ― это было его обязанностью. Данте понимал это и не ожидал другого; усталость и не покидающее его ощущение обманутых надежд мешали выказать это понимание внешне. Он намеривался убедить Франческо, но понял, что его аргументы будут отметены. Франческо не обременял себя спором. Его дисциплина в данном случае определяла все его мысли и действия.

Данте пытался осмыслить последние события. Он стоял перед этими бегинами, что-то подозревал, возможно, решение тайны было где-то у него под носом, но он был не в состоянии понять эти сигналы. Такими основательными были указания того безумного бедняги, который проповедовал на Санта Кроче, словно специально зашифрованные для поэта. Жаль, он не принял всерьез этого одержимого сумасшедшего. Даже когда на того напали. Несомненно, безумец был мертв, теперь Данте хотел бы в этом убедиться, чтобы удовлетворить свое любопытство следователя. Безумный проповедник говорил о бегинах. Его смятенный разум воспринял их как демонов с голубыми когтями.

Теперь он ясно вспомнил, логически осмыслил то, что произошло, когда они встретились с бегинами лицом к лицу перед зеленой дверью их domus paupertatis. Стали понятными то чувство тайны, которым было там все пропитано, и странная немота некоторых братьев. Но он сам говорил с другим, с тем, кого считал главным. Как же объяснить иначе молчание остальных? Он также вспомнил тот жест, который насторожил Франческо: они спрятали руки под одеждой ― жест, который Данте посчитал ритуальным, а теперь понял, что таким образом они скрывали эти ногти, которые выдали бы их прежнюю профессию. Он вспомнил об очевидно уклончивом повелении Филиппоне; без сомнения, он мог бы рассказать им куда больше.

В любом случае, новые открытия содействовали еще большему замешательству. Эти «демоны» ждали послания, несомненно, инструкций от кого-то. И этот кто-то не был из числа бегинов, он был кем-то, кто не мог раскрыть себя. Личность этого таинственного человека беспокоила Данте. Тут он посмотрел на Франческо и попытался представить себе, о чем тот думает, но его лицо было серьезно и непроницаемо, как обычно. Возможно, поэт обременял его. В конце концов, его телохранитель был готов атаковать бегинов, как только у поэта появились первые подозрения, а Данте его остановил. Его сомнения пошли на пользу преступникам. Новая забранная жизнь не была презренным грузом для его совести. Не было удовлетворения, но Данте ждал, что, но крайней мере, удовлетворительный финал теперь был возможен для всех и ― почему нет? ― возможно, даже для него самого; финал, в котором его разум избавится от мыслей о заговоре.

Глава 46

Остановка во дворце казалась вечной. Как тигр, посаженный в клетку, он бегал по коридорам, даже не переодевшись, страдая из-за задержки. Он бы хотел повидаться с графом, явиться к нему посреди его церемонной беседы и вставить свое срочное сообщение о том, что произошло. Но Гвидо Симон де Баттифолле был недоступен. Посланник Роберта становился таким только тогда, когда сам был в этом заинтересован. Данте все больше убеждался в том, что наместник не встречался ни с кем, не подготовив заранее детального сценария и ловушки, в которую собирался поймать собеседника. В любом случае, Франческо не мог обвинить поэта в медлительности.