Читать книгу "Тайная книга Данте - Франческо Фьоретти"

Акра, пятница, 18 мая 1291 г.

Такие-то творятся дела в Святой земле.

В эти весенние дни, когда смерть разгуливает всего в двух шагах от тебя, в горле все время сухо и кажется, будто не хватает воздуха, но еще страшнее оттого, что в душу закрадывается подозрение, что Господь теперь на стороне неверных. Ведь к пеклу майского солнца, еще не скрывшегося за зубцами городских башен, прибавились жар греческого огня[2]— жуткой горючей смеси, уничтожающей в городе дом за домом, — и пламя костров, на которых пылают тела мертвецов, найденных под обломками разрушенных стен… И не важно, что лично ты ни в чем не виноват, что в этом страшном преступлении можно обвинить любого лавочника или крестьянина, что прибыли сюда из Ломбардии. Ведь это они, простые крестьяне и мелкие торгаши, высадились в Святой земле и объявили себя рыцарями, хотя понятия не имели, как обращаться с мечом, и не умели ни пришпорить, ни осадить боевого коня. Это они убивали жителей на рынках, они устраивали набеги на соседние деревни, они навлекли на себя гнев Господа и аль-Малика… Но в этой войне уже не важно, кто прав, а кто виноват. Осталось лишь мужество тех, кто продолжает сражаться, хотя прекрасно знает, что скоро все будет кончено. Когда Господь оставил тебя, ты всем телом ощущаешь этот безудержный ужас неминуемой смерти. И безумный страх, смешанный с запахом горящей плоти, становится твоим окончательным приговором…

Но как можно с этим смириться, когда тебе совсем недавно исполнилось двадцать? Казалось бы, еще вчера все было спокойно, с султаном Бейбарсом заключили перемирие и ты при свете луны предавался неясным мечтам о том, что скоро прославишься своими подвигами и станешь знаменитым на всю Европу… Теперь даже смешно вспоминать об этих глупых фантазиях, простительных разве что ребенку! Тогда ты даже не знал, чего бы такого совершить, но одно было очевидно: тебе суждено блестящее будущее! И вот уже народ спешит приветствовать тебя, доносятся рукоплескания, одобрительный гул толпы, товарищи ласково похлопывают тебя по плечу: мол, молодец, Бернар, поздравляем от всего сердца… И вот теперь ты понимаешь, что через несколько часов встанешь, оденешься, облачишься в латы, сядешь на коня и, вероятно, погибнешь в первой же битве. Преимущества врага очевидны: людей у турок в десять раз больше — и поэтому уже сейчас можно выбрать, как умереть: биться до последнего, как разъяренный лев, около Проклятой Башни или смешаться с толпой и бежать в порт, в пизанский квартал, к бескрайнему морю…

Кому какое дело, как именно ты умрешь: трусом, гонимым животным инстинктом, или храбрецом, дерущимся до последнего вздоха. Не все ли равно? Ведь человек — это всего лишь кусок мяса да груда костей, он вечно мечется, точно пойманный зверь. А потом рабы сбрасывают в ров твое бездыханное тело вслед за сотнями точно таких же тел, и никто уже не узнает о твоем существовании, о том, что был такой вот Бернар, храбрый мечтатель, который хотел, чтобы его подвиги воспели в романе, и стал бы он вторым Ланселотом, ну или там Парцифалем…

Нет, когда тебе только-только исполнилось двадцать лет, с мыслями о смерти примириться попросту невозможно. Отец лежит рядом и громко храпит; перед тем как провалиться в сон, он только и успел сказать: «Постарайся и ты отдохнуть, сын мой, завтра нам предстоит тяжелый бой». Он и теперь во власти глубокого и странного сна. Бернар даже не может спросить: как это у него получается так крепко спать в свою последнюю ночь и верит ли он в то, что станет мучеником и попадет в рай, который якобы ждет всякого, кто погиб в борьбе с неверными? Наверное, когда тебе стукнуло пятьдесят, ты живешь больше воспоминаниями, чем надеждами. И первых у тебя куда больше, чем вторых.

Отец никогда не рассказывал Бернару, как умерла его мать и почему он покинул Францию и отправился в Акру. Он лишь нес на себе тяжкое бремя вины и надежду на ее искупление. Он часто повторял сыну: «Ты должен искупить грех своего рождения». Отец любил многих женщин и покаялся в том Бернару, но со временем сын простил ему этот грех. До сегодняшнего дня он не казался ему таким уж страшным. Двадцатилетний юноша не может не простить отца за то, что тот дал ему жизнь, привез в Святую землю и сразу же бросил в бой…

Ночью Бернар не сомкнул глаз. Последний штурм начнется с рассветом. Все эти дни вражеские отряды — Победоносный, Яростный и Черных Быков — бесперебойно обрушивали зажигательные снаряды на двойную линию городских стен. Их главной целью было разрушить Королевскую башню, фасад которой уже три дня лежал в руинах. Под покровом ночи мамлюки разгребли завалы и забросали ров мешками с песком. В среду они захватили этот участок. Христиане сразу же установили в образовавшемся проеме временные укрепления, но было ясно, что полосе обороны долго не продержаться. Вчерашний день тоже не удался: крестоносцы пытались посадить на корабли своих жен и детей и отправить их в Европу, но на море разыгрался шторм, и суда так и не смогли отплыть. Если крепость падет, все женщины достанутся победителям, они угодят в рабство или станут добычей солдат, а детей перережут, как телят, — кому они нужны. Такие-то творятся дела в Святой земле.

Бернар отправился на поиски Даниеля и быстро нашел его — он спал в соседней комнате. Он всегда завидовал молодому Даниелю де Сентбруну, который так сильно отличался от него самого и обладал завидной самоуверенностью. То был светловолосый юноша из достойной семьи, красивый, вежливый, воспитанный любящей матерью. Казалось, он просто создан для того, чтобы повелевать людьми, при этом он производил впечатление человека непринужденного и решительного, ему было суждено прекрасное будущее…

«Как жаль, если сегодня ему суждено умереть!» — подумал Бернар. Теперь, когда все вокруг утратило прежнее значение, он испытывал жалость не только к себе, но и к Даниелю — от этого становилось не так одиноко. Он спрашивал себя: на чьей же стороне Господь в эти весенние дни?

Отряд рыцарей-тамплиеров, в который входил Бернар, должен был оборонять участок стен по ту сторону ворот Святого Лазаря. Вот-вот настанет последний рассвет.