Читать книгу "Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон"

Лечебница Кейн-Хилл известна с викторианских времен; раньше она была огромным сумасшедшим домом, страшной психушкой, как ее представляют простые люди. Построенная Чарлзом Генри Хауэллом, изначально она называлась Третьей лечебницей для неимущих душевнобольных графства Суррей, потому что другие два лечебных учреждения графства, Спрингфилд и Бруквуд, были переполнены. «Кейн-Хилл была типичной лечебницей для своего времени; разных пациентов там содержали в разных отделениях. На первом этаже находились комнаты отдыха и общие спальни; на третьем и четвертом этажах в основном помещались отдельные палаты… Буйных запирали в палатах, а более разумные могли выходить на прогулку в парк… К 60-м годам XX века больница мало изменилась».[50] В Кейн-Хилл лечились Ханна, мать Чарли Чаплина, а также сводные братья Майкла Кейна и Дэвида Боуи. Последний поместил изображение административного корпуса лечебницы на обложку своего американского альбома 1970 года «Человек, который продал мир».

Ли Маккуина образ сумасшедшего дома очень привлекал; мотивы психиатрической лечебницы отчетливо прослеживаются в ряде его коллекций, особенно Voss («Восс») (весна/ лето 2001). Кроме того, его чрезвычайно занимали легенды о подземной сети туннелей рядом с больницей Кейн-Хилл. Много лет предполагалось, что в замурованных туннелях находятся морг, тайная медицинская лаборатория для опытов и бомбоубежище на случай атомной войны. Правда оказалась куда более приземленной – туннели выкопали во время Второй мировой войны под бомбоубежища, а затем их перекупила компания по производству телескопов – сеть подземных камер «каким-то образом была связана с лечебницей, и загадочное ржавеющее оборудование подкрепляло страшные догадки и питало суеверия, окружавшие больницу».[51]

Через много лет после того, как лечебницу Кейн-Хилл закрыли, одна пара гуляла в бывшем больничном парке и вдруг увидела кипу выцветших желтых листков, остатков своего рода анкеты, которую наверняка заполнял Роналд Маккуин, когда был пациентом этого заведения. Многие из 51 утверждения, на которые пациенты должны были отвечать «да» или «нет», наверняка вызвали бы особый интерес у Ли: «Я не жил праведной жизнью», «Иногда мне кажется, что я должен ранить себя или других», «Иногда я злюсь», «Мне часто кажется, что я не понимаю, почему так зол и ворчлив», «Иногда я чувствую, что трудности накапливаются, и их столько, что я не могу их преодолеть», «У кого-то на меня зуб», «Надежнее никому не доверять», «Временами я испытываю сильное желание причинить кому-нибудь вред или шокировать».[52] Трудно понять, как повлиял нервный срыв Роналда на его младшего сына. Возможно, психотерапевт и сумел бы обнаружить связь между позднейшими проблемами с психикой у Ли и болезнью его отца. Стал ли Ли отождествлять свое рождение и само свое существование с безумием? Чувствовал ли мальчик своего рода подсознательную вину за то, что довел отца до психиатрической больницы? Несомненно одно: в попытке утешить и своего новорожденного сына, и себя Джойс изливала на Ли потоки любви. В результате связь между матерью и сыном окрепла. В детстве у Ли были красивые светлые кудряшки; на фотографиях того времени он выглядит настоящим ангелочком. «Он был любимчиком у мамы, но не у отца, он немного смахивал на неандертальца из-за трудного детства», – сказал Майкл Маккуин.[53]

Когда Ли не исполнилось и года, семья переехала с юга Лондона на северо-восток, в район Стратфорда вблизи доков, в муниципальный дом. «Уроженцам Ист-Энда бывает трудно привыкнуть к южной стороне, – считает сестра Ли, Джанет Маккуин. – Говорят, старое дерево нельзя пересадить; так же было и с нами. Наверное, родители согласились только потому, что подвернулась возможность поселиться в доме, в новом доме».[54] Муниципальный дом номер 11 по Биггерстафф-Роуд был трехэтажной кирпичной секцией в ряду ленточной застройки; несмотря на четыре спальни, для большой семьи дом оказался маловат. «Мы, мальчики, спали там по трое в кровати, – вспоминает Тони Маккуин. – Мама, бывало, говорила: «Ты с какого краю хочешь спать?» – а я отвечал: «На мелководье, а то Ли все время писается».[55] Судя по снимкам из семейного архива, их жилье было типичным для того времени и для рабочего класса: узорчатое ковровое покрытие, обои на стенах, репродукции Констебла в рамках. За домом имелся небольшой мощеный садик с декоративным прудом и белой калиткой; выйдя за калитку, можно было попасть в общественный сквер, на другом краю которого стоял многоквартирный высотный дом.

Рон не мог работать в силу своего состояния, и денег в семье не хватало. Чтобы помочь родным, Джанет в пятнадцать лет бросила школу и устроилась на работу в фирму по импорту яичного порошка, в районе Лондонского моста. Тони вспоминает, как трудно им тогда жилось: «Мама давала мне деньги на автобус до работы Джанет; та отдавала мне свою зарплату, я вез ее домой, и мы с мамой отправлялись за покупками… Мама тоже работала: убиралась в домах по утрам и вечерам».[56] Когда Рона выписали из лечебницы Кейн-Хилл и он приехал в Стратфорд, он выучился на таксиста, чтобы можно было работать в удобное для него время. По словам Джойс, Рон отличался «замечательной силой воли, которая помогла ему выздороветь».[57] Он увлекся рыбалкой, снукером; спустя какое-то время начал немного больше зарабатывать. В 1970-х годах жизнь в Великобритании для многих простых семей, вроде Маккуинов, была довольно мрачной. В 1974 году два раза проводились общие выборы; страну сотрясали экономические и политические беспорядки. Обычным делом было отключение электричества (для коммерческого потребления ввели трехдневный лимит в неделю). Мусор не убирали неделями; количество безработных перевалило отметку в миллион человек (к 1978 году безработица выросла до полутора миллионов человек).

Маккуины привыкли много трудиться. В 1982 году Рон наконец выкупил дом у муниципалитета; он рассчитывал, что сыновья пойдут по его стопам, освоят надежные рабочие профессии и станут сантехниками, электриками, каменщиками или таксистами. Детей воспитывали строго, почти в викторианском духе. Если Рон видел, что дети «стремятся прыгнуть выше головы или выше своего положения», он старался спустить их с небес на землю, попутно подавляя их уверенность в себе. «Нас видели, но не слышали», – вспоминает Джеки, сестра Ли.[58] Когда Тони исполнилось четырнадцать, он объездил всю страну в грузовике с Роном. «Долго учиться мне не пришлось, – вспоминает он. – У нас с Майклом детство было коротким».[59] Бросив школу, Тони пошел работать каменщиком, а Майкл стал таксистом, как отец. Они родились в рабочей семье, и их отец считал, что стремление «прыгнуть выше головы» станет не только причиной внутреннего разлада, но и своего рода предательством по отношению к своим корням. Творчество в любом виде не поощрялось и считалось напрасной тратой времени: витать в облаках, конечно, не вредно, но мечты на хлеб не намажешь.