Читать книгу "Архетипическое измерение психики - Мария-Луиза фон Франц"

Мы находим подобные понятия в ведической литературе древней Индии. Здесь космическим предком человечества был Яма, который в поздних Упанишадах стал Пурушей, что означает «человек» или «личность». Он представляет Самость, индивидуальное «Я» или самое сокровенное психическое ядро в каждой личности; но в то же время он также представляет коллективное Я, даже космическое Я, всепроникающий божественный принцип.

В Ригведе (10.19), четыре касты возникли из тела тысячеглазого Пуруши. Впоследствии, когда другие боги принесли его в жертву, луна возникла из его разума, солнце из его глаз, воздух из его пупа и небеса из его черепа. «Он есть», говорят нам, «все, что было и все, что будет… Поистине, он внутренняя сущность всех живых существ» (Мундака-Упанишад, 2.1).

В древней персидской религии, Гайомарт соответствует этой фигуре. Его имя происходит от gayo, «вечной жизни» и maretan «смертного существования». Гайомарт, который был семенем хорошего бога Ахурамазда, был первым священнослужителем. Когда он был убит злым богом Ариманом, восемь металлов вытекли из его тела. Из золота, которое было его душой, родилось растение ревень, из которого возникла первая человеческая пара, которая произвела человеческий род.

В этих мифах прослеживается, среди прочего, идея о том, что человечество изначально имело коллективную душу: в психическом плане все люди были единством. Это указывает на наблюдение, которое мы все еще можем сделать: везде, где мы находимся без осознания, мы не отличаемся от других людей — мы действуем и реагируем, думаем и чувствуем себя полностью как остальные. Юнг использовал термин Леви-Брюля для описания этого феномена, назвав его мистическим соучастием или архаичной идентичностью. Когда мы анализируем сны маленьких детей, мы часто видим, что они видят сны не о своих проблемах, а скорее о родительских. В семейных группах или других тесно связанных сообществах люди часто видят сны о проблемах окружающих их людей. Похоже, что на более глубоких уровнях бессознательного мы не можем отделить себя от других людей. Наша бессознательная психика сливается, так сказать, с другими. Отрицательная сторона этого явления заключается в том, что в той степени, в какой мы бессознательны, мы широко открыты для психической инфекции. Комплексы других людей могут влиять на нас до такой степени, что мы становимся одержимы ими. Они могут даже вызвать коллективную одержимость.

Другой аспект этой архаичной идентичности проявляется в том, что мы думаем, что другие люди психологически точно такие же, как мы. Нам кажется, что это дает нам право судить о них и желать «выправить их», манипулировать ими или навязывать им свою точку зрения. Но архаичная идентичность также имеет положительную сторону. Это основа всей эмпатии, архетипической основы всех наших социальных инстинктов, даже для их высшего выражения в форме христианской агапе или буддийского всеобщего сострадания. Любое чувство взаимоотношений с другими людьми основано на архетипе Антропоса; в некотором смысле он является преимущественной персонификацией Эроса.

В еврейской легенде Адам, первый человек и еврейская версия Антропоса, часто описывается как космический гигант. Бог собрал красную, черную, белую и желтую пыль с четырех концов земли, чтобы образовать его. Согласно каббалисту Исааку Лурии, все души человечества были спрятаны в Адаме «как фитиль лампы соткан из многих волокон». В этой традиции тоже изначальный человек есть «Я» целой нации, всего человечества, Он — своего рода групповой дух, от которого все ведут свою жизнь. Это видение коллективной души также объясняет, почему в некоторых Священных Писаниях утверждается, что тело Адама Кадмона состоит из всех заповедей Закона. С психологической точки зрения это означало бы, что личность человечества на этой стадии исторического развития выражает себя исключительно в религиозной традиции. Индивидуум осознает свою индивидуальную внутреннюю Самость, или «вечную личность», только через религиозную традицию, поскольку только эта традиция выражает духовную сущность его или ее существа. Как показал Хельмут Якобсон, египтянин периода Поднебесной (до 2200 г. до н. э.) все еще считал, что он встретил свою несознательную, личную душу только после смерти, в форме так называемой ba души, птичьего существа, что воплотило его истинное внутреннее «Я». Однако в течение своей жизни египтянин чувствовал себя настоящим только как член общины, постольку, поскольку он действовал в соответствии с правилами и законами своей религии.

Только после 2 000 до н. э. египтянин начал осознавать свою индивидуальность более сознательным образом и начал пытаться найти ее в настоящей жизни. Это привело к распространению мистерий Исиды-Осириса, которые слились с другими таинственными культами Средиземноморского региона, имевшими сходные значения. Все они представили некоторые аспекты процесса индивидуации в спроецированной символической форме.

Здесь мы сталкиваемся с запутанным парадоксом. Символ Антропоса казался индивидууму представлением его Самости, то есть единственным внутренним ядром его или ее индивидуальной личности; но в то же время в мифах и религиях он представлял собой «тотем» человечества — архетипический фактор, который довольно активно порождает все виды возможностей для позитивных личных отношений[267]. Ясно, что философы индуизма были правы, когда они описывали Пурушу как внутреннюю сущность каждого человека и в то же время как своего рода космическое Я. В этом символе примирены противоположности одного и многих: это индивидуально и коллективно одновременно[268].

С практической точки зрения это означает, что чем больше мы индивидуализируем себя, то есть чем более истинно мы становимся самими собой, тем лучше мы можем общаться с другими людьми и тем ближе к ним. Как указал Юнг, мы можем достичь внутренней целостности только через психику, и психика человека не может существовать без отношения с другими людьми. Но нельзя иметь настоящие отношения с другим человеком до тех пор, пока человек не сможет через внутренний психический процесс объединения противоположностей стать самим собой. Юнг говорит:

Если внутренняя консолидация индивида не станет сознательным достижением, это произойдет спонтанно, и тогда она примет общеизвестную форму той невероятной жестокости, которую коллективный человек проявляет к своим ближним… Его душа, которая может жить только внутри и с человеческими отношениями, безвозвратно теряется… ибо без сознательного признания и принятия нашего общения с теми, кто вокруг нас, не может быть синтеза личности… Отношение к себе — это одновременно отношение к нашему ближнему, и никто не может быть связан с другим до тех пор, пока он не будет связан с самим собой[269].

Это парадоксальное положение вещей выражается через символ Антропоса, который является внутренним центром каждого из нас и вместе с тем тотемным символом всего человечества. Антропос не только примиряет противоположности индивида и множества, но также и противоположности обычных людей и культурно изощренных. В снах и фантазиях он часто появляется как безымянный человек из низших классов, особенно когда сознательное отношение эго стремится к социальному, интеллектуальному или эстетическому снобизму. Тем не менее, он так же часто появляется, как царственная фигура, когда человек чувствует себя подавленным чувством своей коллективной ничтожности. Антропос — это просто человек, в его низших и высших аспектах. Таким образом, Христос, фигура Антропоса в нашей культуре, поэтому именуется «царем царей» и «наименьшим среди нас» или презренным рабом.