Читать книгу "Воробьиная река - Татьяна Замировская"

Еще через месяц в семь утра она находит около автовокзала крошечного белого котенка, и вечером того же дня за ним, прочитав одно из объявлений, которыми она щедро завешала все окрестности университетского городка и интернет-форумов, пришел красивый и гибкий, как греческий бог, молодой человек (именно такого, полностью белого котенка с зелеными глазами – или синими, да ладно вам, не важно, повторил он, это один и тот же цвет! – хотела взять его девушка, просто она занята на работе до ночи, и вот пришел он), и хозяйка, которая как будто преследовала этого молодого человека, смотрит на них с гордостью и триумфом – понятно, говорит ее взгляд, принес тебе котика, а котиков-то заводить нельзя! Молодой человек укладывает котика в специально принесенную переноску и уходит, поблагодарив Лилу за доброту.

– Он у меня даже не ночевал, – говорит Лила про котенка, разумеется, но хозяйка понимает ее по-своему.

– А им самим так проще, – говорит она. – Не ночевать. Никаких обязательств.

У Лилы обязательств очень много: она выносит хозяйке деньги, предлагает ей выпить чаю, еще раз говорит о том, что нашла котенка по дороге в институт, притащила его на пары, тут же всюду, на всех этажах, развесила объявления, распечатав их на принтере, и вот как оперативно сработало! Она лезет в рюкзак, чтобы показать хозяйке недоразвешанные объявления, но та просто машет рукой: да ладно! не нужно! не хочу ничего проверять! Лила понимает, что, видимо, скоро ее попросят отсюда убраться. Каким образом хозяйка приходит именно в те самые моменты, когда в квартире возится, полный неловкости и смущения, очередной нежеланный, нежданный случайный гость, она не понимает и боится понимать. Ей кажется, что это просто совпадение. Хотя это не такого рода совпадения, о которых принято рассказывать друзьям и знакомым; никто не поверит, а пригласить в квартиру друга или знакомого, чтобы проверить и заодно продемонстрировать это все, посвятив в эту загадочную цепь несвязных событий постороннего человека, Лила боится: ей будет нечего сказать хозяйке, а врать она не умеет.

Когда она повторяет про жениха, ушедшего на войну, хозяйка смотрит на нее, как на шлюху. Поэтому с какого-то момента ей становится неловко говорить о женихе. Врать ей еще более неловко.

Тем не менее постепенно хозяйка сталкивается с целым легионом достаточно изощренного, по ее мнению, вранья с цветастой предысторией: вот заехал двоюродный брат передать денег от родителей, вот пришел рекламный агент, которому прямо посреди рекламной тирады, вываленной через приоткрытую дверь в недоуменное лицо Лилы, позвонила мама и сказала, что папа сломал ключицу на охоте, вот грузин из соседнего подъезда собирает деньги на операцию сыну – в какой-то момент Лила понимает, что дело, возможно, не в хозяйке, а во всех этих людях, которые являются более-менее ежемесячно: возможно, это такие человеческие часы, какой-то маятник, может быть, даже вестники самой хозяйки, всего-то обозначающие, что нужно подготовить деньги и положить их в конвертик – прикасаться к деньгам хозяйка не любит, содержимое конверта никогда не пересчитывает.

В конце мая кто-то стучит в дверь, Лила открывает симпатичному и немного потрепанному молодому человеку в военной форме, похожему на монохромного солдатика со старинной открытки. Молодой человек сообщает ей, что он однополчанин ее жениха, который погиб на войне при обороне чего-то там и ему даже присудили за это что-то там, но ей это не выдадут и не выплатят, потому что просто невеста, а не законная жена.

– Мне и не нужно ничего, – сказала Лила. – Но вы тогда зачем пришли?

Оказалось, что молодой человек зашел, чтобы отдать кое-какие вещи жениха. Они были там вместе, очень сдружились и договорились, что если что-то в таком роде, например, смерть – второй бы отдал вещи кому положено, зашел, поговорил, как-то успокоил, если понадобится. Вещей было немного, пакетик с футболками и кое-каким бельем, крестик на алюминиевой цепочке, исчерканные форзацы и обложки от блокнотов – все это он, вздохнув, выложил на стол вместе с шелестящей горой неотправленных писем; на этой войне, судя по всему, не работала почта.

– Только это, никаких справок? – спросила Лила. – Дата, причина смерти, ну, такое?

– Причина смерти не установлена, – скучным казенным голосом сообщил молодой человек.

Лила поблагодарила его, взяла вещи, письма и отнесла в комнату. Когда она вышла, над кухонным столиком уже нависала, как грозовая туча, свинцовая, тугая, расплывающаяся тень хозяйки квартиры.

Лила набрала в грудь воздуха – ровно столько, сколько должно было хватить на всю ее последующую жизнь.

– А вот и мой жених, – радостно выдохнула она. – Вернулся с войны! Живой!

И обняла молодого человека за шею, почти повиснув на нем.

Жених закряхтел и сказал: полегче-полегче, знаешь сколько всего эта шея вытерпела. Знаю, захохотала Лила, знаю, но ты еще не знаешь, сколько всего ей нужно вытерпеть теперь! Ее лицо сияло, как будто где-то далеко-далеко в саду играет музыка, и никто, кроме нее, этой музыки не слышит.

Хозяйка смущенно зацокала языком. Спросила, как там, тяжело ли. Жених ответил, что в принципе всюду тяжело, но там ему даже теперь тяжело, в данный момент – особенно это чувствуется шеей и еще коленными чашечками, тянет их, тянет куда-то наружу, выворачивает под кожей. Говорил медленно, нехотя, будто челюсть заело.

– Только пришел! – бойко объяснила эту медлительность Лила. – Устал страшно, не видите? Давай-давай в душ! Быстро в душ! Потом пообщаетесь еще!

Жених смущенно побрел в душ, по дороге его нагнала Лила и, буквально подпрыгивая от наэлектризованности и ликования, вручила стопку белоснежных полотенец и пару футболок из пакета, который он сам и принес – пару, чтобы было из чего выбирать.

Хозяйка забрала деньги, молча посидела пару минут за столом, даже порывалась поставить чайник сама, но потом немного застенчиво сообщила, что, видимо, не будет дожидаться, он ведь и правда устал, после войны-то, но теперь отдохнет.

– Конечно, отдохнет! – обрадованно подхватила Лила. – Война-то закончилась уже, все! Читали новости? Теперь всю жизнь отдыхать!

Хозяйка улыбнулась какой-то надломленной улыбкой, было видно, что она чувствует себя совсем подавленно.

– Вы простите, что я без предупреждения зашла, – сказала она. – Я в следующий раз обязательно позвоню.

– Да не надо! – заулыбалась Лила. – Приходите когда хотите! Тут же теперь все дома, уже некому приходить, кроме вас!

Хозяйка возилась с обувью долго-долго, у нее даже немного дрожали руки.

Когда за ней закрылась дверь, Лила услышала деловитый, домашний шум в ванной комнате и заглянула туда, в ванильные дали и туманные облака пара и спокойствия.

– Э, давай скорей! – прокричала она. – Мне тоже в душ надо!

Потом подумала, скинула одежду и тоже пошла в душ.

Началась мирная жизнь.

1874

Дверь была открыта – и была открыта всегда и давно, плотно увязнув всей своей ржавью и зеленью в мокрой и холодной слезливой земле. Поэтому ничего не скрипнуло, ничто не дрогнуло, когда мы вошли вовнутрь. Возможно, скрипнул и содрогнулся весь мир, но мы ничего не почувствовали.