Читать книгу "Сбитые с толку - Эндрю Штульман"

Рассказав эту историю, Соломон спрашивал, на кого будет внешне и психически похож принц — на короля или на пастуха. Детям говорили, например, что у короля зеленые глаза, а у пастуха — карие, и интересовались, какие глаза будут у принца, когда он вырастет. Еще были вопросы про волосы (курчавые или прямые), голос (высокий или низкий), рост (высокий или низкий), а также психические черты.

Дети старше семи лет различали эти характеристики и считали, что физически принц будет похож на пастуха (своего биологического отца), но психические черты получит от короля (приемного родителя). Дети в возрасте до семи лет склонялись в некоторых случаях к родному отцу, а в некоторых — к приемному, то есть их суждения были смешанными. При этом не наблюдалось последовательного соотнесения биологического отца с физическими чертами, а приемного — с психическими.

Таким образом, дети до семи лет не проявляют понимания, почему потомство похоже на родителей. Убеждения в существовании врожденного потенциала в этой ситуации было мало, так как и биологический, и приемный родитель принадлежали к одному виду, а физические и психические черты специфичны для вида.

В последующем исследовании Соломон привел еще более веские доказательства того, что первые ожидания детей в отношении наследственности не являются четко биологическими[260]. В данном случае ученый сопоставлял физические черты не с психическими, а с совершенно произвольной чертой — цветом рубашки. Сценарий усыновления был следующий: «У этой пары — мистера и миссис Смит — есть маленькая дочка. Она родилась из живота миссис Смит. После появления на свет она стала жить вот с этими людьми, мистером и миссис Джонс. Девочка постоянно жила с ними. Они заботились о ней: кормили, покупали ей одежду, обнимали и целовали ее, когда ей было грустно. Они очень ее любили, а она любила их. Они называли ее “дочка”, а она их — “мама” и “папа”. Теперь она подросла. Вот две фотографии девочек. Можешь сказать, на какой из них она?»

Рис. 10.2. Маленькие дети смотрят на наследование примерно так, как показано на этой иллюстрации. Они не различают черт, передаваемых физически и передаваемых социально

В одном из вариантов у Смитов была светлая кожа, а Джонсов — темная, и детям предлагали решить, какого цвета кожа будет у девочки, родившейся у Смитов и воспитанной четой Джонс. В другом варианте цвет кожи был одинаковый, но при этом Смиты носили красные рубашки, а Джонсы — синие. В данном случае детям надо было определить, какую рубашку будет носить девочка — красную или синюю. Формально на второй вопрос нельзя ответить однозначно, однако дошкольники в исследовании Соломона так не считали. Они всегда вставали на сторону биологических родителей (Смитов), полагая, видимо, что цвет рубашки наследуется так же, как цвет кожи.

Учитывая детскую убежденность в том, что цвет рубашки передается по наследству, было бы неуместно приписывать им биологическое понимание наследования цвета кожи и вообще любой физической черты. Они не видят различий между чертами, приобретаемыми биологически и социально.

Это верно независимо от того, как ребенок контактирует со свойствами, приобретаемыми социально. Например, дети, которые очень рано начали учить иностранный язык из-за переезда в другую страну или на занятиях с погружением, на своем опыте испытали передачу характеристики (язык) посредством общения и могли бы уяснить разницу, но этого не происходит[261].

Последовательно двуязычные дети (выучившие сначала один язык, а затем другой) проваливают задачи на усыновление точно так же, как их одноязычные сверстники, но проявляют при этом уникальную особенность. Вместо того чтобы в обоих случаях вставать на сторону биологических родителей или непоследовательно колебаться, они в основном выбирают приемных родителей. Понимание социального происхождения языка явно подталкивает их к убеждению, что все черты, в том числе цвет глаз и характер волос, передаются социально. Культурный релятивизм у них доходит до крайности.

* * *

Другой контекст, в котором у маленьких детей проявляется отсутствие биологической теории наследственности, — это родство. Родственные отношения — врожденные, как физические черты. «Титул» сына положен от рождения, его нельзя получить со временем. Мужчина становится сыном в момент появления на свет и тогда же может приобрести другие «звания», например родного брата, двоюродного брата, племянника.

Эти титулы по своей сути биологические и размечают отношения между членами одной семьи: кто у кого родился, кто чей потомок, у кого с кем общие предки. Однако дети изначально понимают термины родства совсем не так и интерпретируют их только с точки зрения социальных отношений.

Конечно, социальные аспекты родства более заметны, чем биологические. Дети очень редко своими глазами наблюдают рождение младших братьев, сестер и кузенов, во всяком случае в обществах, где роды проходят в больнице. Ни один ребенок не видел рождения старших братьев и сестер — родных или двоюродных, не говоря уже о появлении на свет родителей, дедушек и бабушек. Дети, таким образом, окружены людьми, обозначенными как «брат», «дядя» или «двоюродный брат», и придумывают собственные социальные объяснения этих ярлыков. Дядя становится другом мужского пола примерно в возрасте родителей, а брат — другом мужского пола приблизительно схожего возраста. Подразумевается, что два брата живут в одном доме, а дядя — в другом. С братом должны быть общие интересы, а с дядей — нет. И так далее.

Когда Тедди только исполнилось четыре года, мы заметили, что он начал называть самых близких друзей «братьями». В то время у него еще не было братьев и сестер, но ему отчаянно хотелось их иметь, особенно братика, и он не хотел ждать, пока родители его «найдут». Особенно охотно он считал своими братьями двоюродных братьев. Их было трое: Мэтт и Чарли на несколько лет старше него и Кевин на несколько лет младше. Я обратил внимание, что Тедди называет братьями только Мэтта и Чарли, и спросил почему.

Я: У тебя есть братья?

Тедди: Да! Мэтт и Чарли.

Я: А разве они не двоюродные братья?

Тедди: Нет, просто братья.

Я: А Кевин?

Тедди: Кевин ребенок!

Я: То есть маленькие дети не могут быть братьями?

Тедди: Нет, не могут.

Я: А почему?

Тедди: Потому что они только пьют из бутылочки и играют в свои игрушки.

Я: Раз Кевин не твой брат, то кто он тогда?

Тедди: [Пауза] Он мой двоюродный брат!

Примерно в тот период, когда Тедди решил, что «брат» — это «мальчик — близкий друг», он услышал разговор, который поставил под сомнение такое определение. У нас было семейное торжество, и один из двоюродных дедушек Тедди назвал другого двоюродного дедушку братом. Тедди удивился и решил разобраться: