Читать книгу "Эйфория - Лили Кинг"

– Постепенно она двигала камень все выше, выше, до ключиц.

Моя рука следовала за ее словами, слегка задев по пути груди (сегодня без лифчика), которые оказались полнее, чем я предполагал, пару раз скользнула вдоль ключиц.

– И опять вниз, туда-сюда прямо по соскам.

Она смотрела прямо на меня. А я на нее. Мы не отводили глаз. Как часто женское наслаждение оставалось для меня тайной, – это эфемерное нечто, которое ты должен уловить, и она сама не может объяснить, где его искать, как сделать лучше, чем удалось тебе.

– А потом она перевернула камень на ребро и провела им вниз…

Я поцеловал ее. Или, как потом утверждала Нелл, напрыгнул на нее. Я не мог обнять ее всю. Не помню, как мы раздевались, кто кого раздевал, но вот мы уже нагишом, и смеемся своим неловким движениям, и жадно обнимаем друг друга, и, потянувшись рукой вниз, она нащупала меня, и улыбнулась, и сказала, что, конечно, не совсем камень, но вполне подойдет.

– Ох, какое же облегчение, – сказала она, когда мы лежали, прилипнув друг к другу, все в раздавленных жучках и пыли.

– Что именно?

– Помнишь слона в больших ботинках?

– Чернильное пятно?

– Это карточка про секс. Предполагалось, что ты увидишь там нечто сексуальное. А ты сказал слон – в больших башмаках. Я встревожилась. Послушай-ка.

Звуки доносились отовсюду – с берега, с огородов, с поля за женской дорогой.

Если бы не знал, я бы ни за что не догадался, что это человеческие голоса.

– Сегодня у всех много секса, – вздохнула она. – Мужчины явно побаиваются камней. В ночь миньяны им необходимо убедиться, что их женщины по-прежнему их хотят.

– Так убеди меня.

* * *

Той ночью мы не спали. Мы перебрались на мою циновку и разговаривали, и прижимались друг к другу всем телом. Она рассказала, что там верят, будто любовь живет в животе, и когда переживают сердечные муки, то страдальчески держатся за живот. “Ты в моем животе” – самое сокровенное признание в любви.

Мы знали, что в любой момент может вернуться Фен, но это было неважно.

– Мумбаньо убивают новорожденных близнецов, – ближе к утру сказала она, – потому что двое детей получаются от двух разных любовников.

И это был единственный раз, когда она упомянула о нем и о своей беременности.

Мы не слышали, как пришел Бани. Он, должно быть, уже некоторое время стоял рядом, давая нашим душам время вернуться в тело, потому что когда он принялся нас будить, голос звучал встревоженно.

– Нелл-Нелл! – Губы касались полупрозрачной сетки. – Фен ди лам. Мирба тун.

Она подскочила, как будто укушенная змеей. Бани скатился по лестнице вниз.

– Он на середине озера.

– Твою ж мать.

– Вот именно, – ехидно поддакнула она. Я погладил ее спину, пока она рылась в поисках платья, и она замерла и поцеловала меня, и я, болван, поверил, что все будет хорошо.

Не стоило особенно спешить. Когда мы появились на берегу, лодка все еще была далеко. Можно было задержаться в постели, еще разок заняться любовью.

– Он слишком рано выключил мотор. – Сейчас я готов был подловить его на любой оплошности. – На таком расстоянии шум все равно никому бы не помешал. – Но я подозревал, что он просто хотел застать нас врасплох.

Нелл прикрывала глаза ладонью, хотя утро выдалось вовсе не ясным. Казалось, что на низком, металлического цвета небе вообще никогда не бывает солнца. Дождя не было, но мы словно вдыхали воду. Я хотел, чтобы она протянула ко мне руку, заявила права на меня, но она застыла, как сурикат, не отводя взгляда от лодки, все еще пятнышком мелькавшей вдали, очень медленно приближавшейся к берегу. Я коснулся ее шеи сзади, там, где короткие волоски выбились из косы. И я чувствовал себя настолько открытым и беззащитным, насколько вообще способен человек.

– Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы ему не досталась эта флейта, – проговорила Нелл.

Фигуры в лодке обозначились четче: одна сидит на корме, другая стоит посередине. Но все еще слишком далеко. Я хотел вернуться с ней в постель и негодовал, что мы стоим тут и ждем, пока он заберет ее у меня вновь. И я злился на Бани, который украл у нас эти последние минуты, пусть даже Фен мог бы застать ее в моих объятиях.

Бани с другими мальчишками резвились дальше по берегу, они громко обсуждали что-то и грубовато смеялись, вспоминая наверняка минувшую ночь, репетируя свои байки для Ксамбуна.

Нелл щурилась. Она забыла свои очки.

– Что ты видишь? – спросила она. – Мальчишки говорят, охота была удачной. Говорят, везут что-то крупное, кабана или антилопу.

Сначала и мне так показалось: отличная охота, туша зверя свешивается через борт моего каноэ.

А потом один из приятелей Бани страшно закричал. И я увидел то, что видел он.

Стоящая фигура посередине – это был не человек, а длинный толстый шест, фигура на корме, с веслом – это Фен, а то, что лежало на носу лодки и издалека выглядело тушей мертвого животного, – Ксамбун, завернутый в кусок ткани.

– Что там, Эндрю? – взмолилась Нелл. И это был единственный раз, когда она назвала меня по имени.

Я сгреб ее в объятия и зашептал на ухо. Крики позади нас звучали все громче, и конца краю им не было. Борта моего каноэ были измазаны кровью. Когда лодка подплыла ближе, Бани с мальчиками ринулись в воду, по самую шею, к Ксамбуну. Они подняли его тело и на вытянутых руках понесли к земле.

Фен все повторял и повторял одни и те же слова: Фуа ненгаина фил. Я не знал, что это значит. А вокруг брызги, и плеск, и плач, и горестные вопли, и тело Ксамбуна передали дико взвывшей Малун, которая уже прибежала на берег. Она осела на песок рядом с телом сына, кровь не текла больше в его жилах, и кожа обрела цвет выброшенной на берег коряги. Нелл с трудом оторвалась от меня и подошла к Малун, обвила руками, но та оттолкнула ее. Она стонала и причитала, и капли слез, слюны и пота разлетались во все стороны, она остервенело трясла Ксамбуна, как будто надеялась, что еще немного – и ей хватит сил повернуть вселенную вспять.

Фен присел на мелководье рядом с Нелл. Он осунулся, лицо походило на лезвие, разрезающее пространство, лоб бледный и чистый, но все остальное в пятнах крови. И рубаха спереди тоже.

– Фуа ненгаина фил, – кричал он людям, будто все еще из лодки в сотне ярдов от них. Он обращался прямо к Малун, и слезы оставляли бледные дорожки в засохшей корке крови на его лице.

Малун, заметив его, взвизгнула, как подстреленное животное. Двумя руками с силой отпихнула его от тела сына.

– Я не виноват, Нелл. Они подкарауливали нас. Колекамбан со своими людьми выследил нас.

Я разглядел раны от стрел: одна в висок, одна в грудь. Чистые, точные выстрелы.