Читать книгу "Хорошие собаки до Южного полюса не добираются - Ханс-Улав Тюволд"

На этом сходство заканчивается. Если стая Шефа брела к конкретной цели, держа в загашнике план возвращения оттуда, то для Лайки обратного пути не существовало. Впрочем, ее соплеменницы, гренландские собаки, тоже не вернулись, хотя с расой это и не связано. Лайка была дворнягой неизвестного происхождения из Москвы.

Лайка умерла от перегрева в невесомости, захлебываясь от страха, на борту «Спутника-2», где ей отмерено было пробыть всего несколько часов, но работу свою выполнить успела. Она невольно доказала, что человек, выпущенный в космос из ракеты, способен выжить, и с тех самых пор люди то и дело повторяют этот фокус. Повстречались однажды на лесной тропинке волк и человек, и вскоре они уже парят в невесомости на пути к центру пустоты. Из ниоткуда в Пустоту – вполне логичный шаг. Однако и тут можно, как фру Торкильдсен, задаться вопросом: а что они там забыли?

Официально считалось, будто Лайку самым человечным и гуманным образом усыпили по возвращении из космоса, где она провела несколько спокойных дней, но такая уж у правды особенность, что она всегда всплывает наружу, хоть и поздно. Так же получилось и с Лайкой. Более того – ученый по имени Олег Газенко, принимавший участие в запуске Лайки в космос и написавший книгу «Животные в космосе», позже сказал: «Я очень сожалею. Нам не следовало так поступать… Мы не так много узнали в ходе этой миссии, чтобы оправдать этим смерть собаки».

Добросердечный Олег считал доказательство того, что у людей есть будущее и в космосе, недостаточным для убийства одной-единственной дворняги. Каково было его мнение об убийстве пары сотен гренландских собак ради того, чтобы прийти на Южный полюс за пятнадцать минут до англичанинов, мне неизвестно. Могу лишь догадываться. Потому что Олег Газенко уже мертвее мертвых.

Процесс превращения фру Торкильдсен из усталой старушки с одышкой и тонкой, смахивающей на папирус кожей в надушенную хозяйку виллы очень непрост. Честно признаться, сложно сказать, которое из этих двух ее воплощений пахнет хуже. На то, чтобы как следует привести в порядок фру Торкильдсен, потребовалось бы очень много времени. Настоящий океан, не меньше.

Сперва она сняла одежду, в которой спала, и недолго расхаживала по Дому в своей собственной коже, бледной и морщинистой, на которой отчетливо проступают синяки. От фру Торкильдсен с каждым днем остается все меньше и меньше, а вот кожи, такое чувство, делается больше. Потом она отправилась в душ. Мне это занятие не особо по душе, поэтому пока фру Торкильдсен там, я туда не сунусь. Сказать, чем она там занимается, я не берусь, но запах химикатов я чую хорошо. Оттуда она вышла в чересчур свободном халате и с закрученным вокруг головы полотенцем. Время выпить кофе. Выбрав одежду, – а процесс это небыстрый – она медленно оделась и наконец превратилась во фру Торкильдсен, ту самую, которую я себе представляю, когда фру Торкильдсен нет рядом.

На этом этапе фру Торкильдсен, что вполне разумно, надумала перекусить, и я решил было выпросить кусочек, но так как фру Торкильдсен еще не выпускала меня на улицу, мне стало невтерпеж, а в такие моменты – больше никогда, только в такие – еда меня не интересует.

Я этого не заметил, но, съев свой обычный бутерброд с сыром и осушив смехотворно маленький стакан коровьего молока, фру Торкильдсен выпила приличный бокал драконовой воды.

Шли мы не сказать чтобы медленно. Одно колесико на сумке, по обыкновению, поскрипывало, воздух был холодный и ясный, поэтому наша с фру Торкильдсен прогулка по Окраинным улицам проходила вполне сносно.

Не знаю, что меня дернуло, но я спросил фру Торкильдсен, нет ли новостей от некоего Иисуса, которым интересовались те испуганные женщины.

Фру Торкильдсен резко остановилась и посерьезнела.

– Почему ты об этом спросил?

– Может, потому что вы сказали, что он вам не нравится. А больше вы ни про кого так не говорили.

– Мне много кто не нравится, – с легким недовольством проговорила фру Торкильдсен.

– Это кто, например?

– Ну-у… Например, Паоло Коэльо. Или Даг Сульстад.

– А они кто?

– Убогие писаки.

– Я, скорее, про тех, кого можно пощупать и понюхать.

– Например?

– Ну, я думал, может, вам не особо симпатична Сучка вашего Щенка. Я чую что-то наподобие, когда они у нас бывают.

– Хм… Не особо симпатична… Это как посмотреть, – протянула фру Торкильдсен. – Нет, так я бы не сказала. Просто мы с ней не особо… совместимы.

– Ух ты! – удивился я.

– Да, так оно и есть, с некоторыми людьми отношения выстраиваются проще, чем с другими, – сказала фру Торкильдсен, явно желая закрыть тему, но я не отставал.

– А ей, похоже, хочется вам понравиться.

– Это вряд ли. Ни за что не поверю.

– А в это и не надо верить. Это надо чуять. Будь у вас хоть слегка развито обоняние, мне бы не пришлось вам об этом рассказывать. А может, пришлось бы – вы вроде как говорите, что слух и зрение у вас отменные, однако на нее все равно не смотрите и не слушаете, что она говорит.

– А вот и слушаю! – прошипела фру Торкильдсен.

Я даже отвечать не стал. Что тут ответишь-то? Если у тебя есть хоть капля мозгов или, как некоторые это называют, опыта, ты уже не отвечаешь. Вот и я молчал, хотя фру Торкильдсен явно готовилась к нападению, прямо как Джордж Форман против Мохаммеда Али в Заире. «Грохот в джунглях». Вот только я-то не Мохаммед Али. Даже при самых ужасных обстоятельствах бойцом меня не назовешь. Поэтому поединок «Грохот на Окраине» можно считать несостоявшимся. Я существо неконфликтное и горжусь этим.

Неконфликтное. Отвратительное словечко. Но, к счастью для меня, в наших местах конфликты разрешаются именно таким образом – их попросту обходят. Если на пути у тебя встает конфликт, то ты делаешь шаг в сторону и как ни в чем не бывало обходишь его. И нет в этом ничего ужасного.

Сам принцип работы алкомаркета пора пересмотреть – в нем наблюдаются очевидные изъяны. Но это уж пускай они сами разбираются. Фру Торкильдсен опять рассказала старую сказочку про то, что ждет на ужин бывших коллег по Библиотеке, дама за прилавком купилась и понимающе закивала. Даже помогла фру Торкильдсен уложить в корзинку две бутылки и зеленую коробку и отпустила нас обратно в мир.

Старый-престарый день купался в лучах солнца. Обезьяночеловек и волкособака медленно шагали по земле. По дороге из алкомаркета в Библиотеку фру Торкильдсен остановилась в пустынном закоулке за кинотеатром, открыла сумку и, вытащив оттуда маленькую зеленую бутылочку, отхлебнула, после чего убрала бутылочку и с довольным видом вздохнула.

– Никогда не понимала тех, кто пьет аквавит только с жирной едой, – сказала она, – аквавит и есть жирная еда.

Сумка на колесиках сильно потяжелела. Это фру Торкильдсен поняла, попытавшись затащить ее на ведущую в Библиотеку лестницу. Я знал – придет день, когда эта сумка доставит нам немалые неприятности, и старался, по обыкновению деликатно, донести это до фру Торкильдсен, но она не слушала, и вот пожалуйста – добро пожаловать в реальность.