Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

Я перевернула открытку и прочла надпись.

Буквы поплыли передо мной, но я заставила их сложиться вслова и произнесла их вслух:

– “КЛЮЧИ ОТ КЕНИГСБЕРГА”, в роли Шурочки – Т.Александрова”.

Т. Александрова. Вот и надгробный камень, вот и эпитафия.

Я точно помнила, что этой фотографии не было здесь в ночьубийства. Не было никаких фотографий и в сумочке Александровой. Кто оставил еездесь и почему?

Кто и почему? Или это циничная шутка Андрея Юрьевича,который хотя бы таким образом решил застолбить место убийства? Ни о ком другомя думать не хотела. Ни о ком другом, у кого могла сохраниться эта фотография –слишком редкая, слишком забытая, слишком не нужная никому теперь.

– Долго еще будем здесь торчать? – Голос Митяя вернулменя к действительности.

– Уже уходим, – срывающимся шепотом сказала я.Фотография жгла мне руки, я по-настоящему испугалась ее, испугалась настолько,что не решилась взять ее с собой. Водрузив ее на место, я почти бежала изгримерки. Сердце мое колотилось, оно выбивало ритм, понятный только мне: все незакончится так просто, все не закончится так просто, все не закончится такпросто…

* * *

…Фаина Францевна Бергман оказалась настоящей дьяволицей – засмену она успела измотать группу, навязать ей свою собственную тактику. Всловах Анджея оказалось даже больше правды, чем я думала, – концепция фильмастремительно менялась. Старуха с упоением играла вероломство и тонкий расчет; вее кажущейся слабости было столько силы и коварства, что героя Володи Чернышеваоставалось только прижать к груди и пожалеть.

Бергман действительно знала сценарий наизусть, до последнейреплики последнего персонажа; она принесла с собой четкий и продуманный рисунокроли: такой продуманный, что он иногда казался блестящей импровизацией.

Такого вдохновения никто в съемочной группе еще неиспытывал: не часто приходится снимать зло в концентрированном виде, оставаясьпри этом в полной безопасности, под защитой юпитеров, светофильтров и жужжащейкамеры.

Об Александровой больше никто не вспоминал, она казаласьтеперь пробным шаром, жалким подобием первой платонической любви, которуюнапрочь смывает первый, упоительно-бесстыдный опыт ночи с дешевой проституткой.

Братны два раза за смену менял рубашки – они насквозьпромокали от пота. Таким я не видела его еще ни разу: он потел от блестящескладывающейся съемки, как любой мужик потеет во время акта; впрочем, это и быллюбовный акт со всеми его составляющими: ласками, сначала робкими, а потомяростными; сдерживаемой страстью, несдерживаемой страстью и обязательным бурнымфиналом.

В коротком перерыве появился Кравчук с робким молодымочкариком, типичной канцелярской крысой по виду Канцелярская крыса оказалась сотрудникомрайонного отделения милиции по месту жительства пропавшей Александровой, кудаАндрей Юрьевич оперативно подал заявление об исчезновении актрисы – никакихродственников у нее не было.

Юная крыса была раздавлена происходящим: она впервые была на“Мосфильме”, она впервые видела настоящие съемки и даже успела поведатьКравчуку, что в детстве мечтала быть звукооператором на студиинаучно-популярных фильмов. Именно звукооператором и именно – на студиинаучно-популярных фильмов. Прихотливость такого выбора крыса объяснить так и несмогла и потому ограничилась скучным исполнением скучных профессиональныхобязанностей: кто, когда и как, где и в каком состоянии видел актрису впоследний раз. В основном его интересовало здоровье пропавшей, от этих старыхактрис только головная боль, как я вас понимаю, господа кинематографисты… Всесинхронно и великодушно втолковали ему, что Александрова в последний деньсъемок была утомлена, что съемки пришлось отменить, а старуху на директорскоймашине отвезти домой. Оказалось, крыса успела побеседовать с вахтершей,дежурившей той ночью, и она подтвердила, что Александрова в сопровожденииКравчука и шофера отправилась домой в районе пяти часов утра, выглядела неочень хорошо, хотя и перекинулась с вахтершей парой слов.

Кравчук действительно подстраховался, он блестяще закрылБратны и защитил фильм от возможных неприятностей, я и сама была готовамалодушно поверить, что дело со старухой обстояло именно так, что не былоникакого трупа, ведь и вахтерша говорит то же самое… Но как, черт возьми, какон сумел это сделать?..

Покончив с формальностями, крыса осталась на площадке, и сней тотчас же произошел прискорбный инцидент. К ней, робко жавшейся в уголкепавильона и с упоением взирающей на таинство кино, подошли Вован Трапезников иассистент по съемочной технике Садыков. Оба тотчас же стали задирать очкастогоопера, особенно преуспел в этом шпанистый Садыков, который ненавидел чужаков насъемочной площадке.

– Вован, ты только посмотри, – громко обратился он кТрапезникову, – какие у нас тут посетители застенчивые, к стенке жмутся, апотом экспонометры пропадают. И трансфокаторы. И рельсы для тележки, междупрочим!

– Застенчивый, говоришь? Застенчивый – все равно чторобкий, – наставительно сказал Трапезников. – Робкий – все равно что несмелый,несмелый – все равно что трус, трус – все равно что дезертир, дезертир – всеравно что мародер, мародер – все равно что преступник, преступник – все равночто уголовник. Значит – наш человек. А наших людей обижать нельзя. Так чтоотстань от Человека, а лучше – угости его косячком…

– Надо же! – восхитился классификации Вована Садыков. –И откуда ты только это взял?

– В книжке прочел.

– В какой?

– Серия “Библиотечка “Крокодила”, понял?

Крыса пропустила мимо ушей и издевательства Вована, и пассажо косячке и даже попыталась строить глазки Даше Костромеевой. А спустя полчасабыла выдавлена с площадки безжалостным Кравчуком: “Извините, наш режиссер нелюбит посторонних в павильоне во время съемок…” – “Да-да, я понимаю, простите,пожалуйста, как только что-нибудь выяснится, мы обязательно вам сообщим. Нолучше, конечно, со временем подать в федеральный розыск…"

Напоследок подружка главного героя Даша Костромееваулыбнулась молодому оперу улыбкой Татьяны Александровой с фотографиипятидесятилетней давности, губки сердечком, мечта курсантов Высшей школымилиции и разведенных сотрудников РУОПов. Но ведь кто-то же оставил фотографиюв гримерке?.. Нужно обязательно спросить о ней Кравчука… Если он вообще захочетговорить со мной на эту тему.

…Последние формальности с Александровой были улажены, еесудьба не волновала больше никого, кроме сердобольной Ирэн, вообще склонной кабстрактному гуманизму; теперь об Александровой можно было благополучно забыть– в фильме появилась новая звезда.

И в честь новой звезды в конце смены была устроенаграндиозная попойка.

Не пили только трое: Братны, Кравчук и Митяй. Даже ФаинаФранцевна опрокинула несколько стопок, предварив их витиеватым тостом во славукиноискусства вообще и гениального режиссера Анджея Братны, – грубая лестьсошла ей с рук и была встречена нестройными аплодисментами и лихим посвистом.“Вы такие славные, такие молодые, я и сама чувствую себя рядом с вамипомолодевшей, вы такие талантливые, такие красивые”, – вдохновенно врала старуха,по очереди обводя глазами распаренные от выпитой водки, сомнительные рожичленов съемочной группы.