Читать книгу "The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - Хантер Дэвис"

Но, несмотря на энтузиазм Нила, сразу по возвращении организовать выступление «Битлз» не удалось. Никто из них не знал, что делают остальные и вернулись ли они вообще. «Я неделю был не в курсе, что Джон тоже здесь, что ему пришлось уехать из Гамбурга, — вспоминает Пит Бест. — И до середины января мы не знали, что случилось со Стю».

Но все же первый концерт «Битлз» после Гамбурга состоялся в «Касбе» и прошел с оглушительным успехом.

«Это было потрясающе, — вспоминает Нил. — Они невероятно выросли. Их стали приглашать в другие клубы, у них появилась масса поклонников. Фрэнк Гарнер, вышибала в „Касбе“, стал возить их на своем фургончике. С тех пор я часто с ними виделся — в „Касбе“ хранились их усилки и прочая аппаратура. Из Гамбурга вернулся Рори Сторм, тоже выступил в „Касбе“. Там стал прямо центр вселенной».

И все же решающее выступление после Гамбурга состоялось 27 декабря 1960 года в литерлендской ратуше. Если можно считать какую-то дату отправной — это была она. В тот вечер на Ливерпуль обрушились все последние достижения «Битлз», их новое звучание, новые песни. Приехали и уже обращенные поклонники из «Касбы» — это тоже способствовало успеху. И с того дня толпа преданных фанатичных поклонников только росла.

Концертом «Битлз» обязаны Бобу Вулеру, который затем стал в зале ратуши диджеем. До наступления эры скиффла Боб работал в «Бритиш рейлуэйз». Сам он этого бума не причастился — ему уже было под тридцать, — но завороженно следил за развитием событий. «Это было потрясающе — как вчерашние мальчишки сами сочиняют музыку и становятся артистами».

Ливерпульский клуб «Топ Тен» пошел прахом — а ведь он был сладким шансом и для Вулера, и для битлов. «Они ужасно себя жалели. Я знал, на что они способны, но тогда они были очень подавлены. Особенно Джордж расстраивался из-за того, как плачевно окончилась поездка в Гамбург».

Боб Вулер устроил им концерт в ратуше Литерленда. В огромном зале два раза в неделю проводились танцы для молодежи. До этого «Битлз» в таких больших залах еще не играли. Оглушительный топот и грохот их гамбургской музыки привели к беспорядкам — впервые в истории группы. За вечер каждый получил по шесть фунтов — тоже рекорд.

«Подростки просто с ума посходили, — вспоминает Пит Бест. — После концерта мы обнаружили, что они исписали мелом весь наш фургончик, — тоже впервые».

На афишах того концерта их преподносили как «„Битлз“, прямо из Гамбурга». Многие подростки, разбушевавшиеся в тот вечер и буянившие на многих последующих концертах, считали битлов немцами. Когда те раздавали автографы и разговаривали с поклонниками, все с изумлением замечали: «Как вы здорово говорите по-английски».

«Наверное, мы и впрямь смахивали на немцев, — говорит Джордж. — Кожаные штаны, ковбойские сапоги — никто так не одевался. Мы странно выглядели и необычно играли. Короче, все равно что бомба взорвалась».

«В тот вечер мы наконец вылупились из яйца и заиграли взаправду, — вспоминает Джон. — Вдруг обнаружилось, что мы знамениты. Тогда мы впервые поверили, что чего-то стоим. До Гамбурга мы считали, что играем неплохо, но нам чего-то не хватает».

Изменились не только «Битлз»: пока их не было, в Англии тоже произошли важные перемены. Теперь все сломя голову ринулись подражать The Shadows.

Успех Клиффа Ричарда принес популярность и аккомпанировавшей ему группе: Джету Харрису, Тони Михану, Брюсу Уэлчу и Хэнку Марвину, которые стали самостоятельными звездами. Их инструментальная пластинка «Apache» покорила всю страну. Все копировали их строгий, ужасно опрятный сценический облик: серые костюмы, галстуки в тон и начищенные до блеска ботинки. На сцене они слегка пританцовывали: три шага влево, три шага вправо. Все было аккуратно, прилизанно и сдержанно, как в облике группы, так и в музыке.

А «Битлз» играли громко и буйно, смотрелись взъерошенными неряхами и вытворяли на сцене черт знает что — натуральные дикари. Они по-прежнему исполняли рок-н-ролл — эта мода была в расцвете накануне их поездки в Гамбург, а теперь вымирала. Но «Битлз» стали еще рок-н-ролльнее: сильнее бит, выше громкость, безумное «делание шоу» на сцене. По сути, они создали собственное звучание. Звучание, которое опережало скромных The Shadows на световые годы. Звучание, от которого хотелось бежать без оглядки, заткнув уши, либо впасть в экстатическое исступление вместе с исполнителями.

«Все это сделал Гамбург, — говорит Джон. — Там мы развернулись по-настоящему. Чтобы расшевелить немцев и не давать им расслабляться двенадцать часов подряд, надо было по-настоящему выкладываться. Мы бы никогда к этому не пришли, играя дома. В Гамбурге мы пробовали все, что в голову приходило. Подражать было некому. Мы играли то, что сами любили. Немцам тоже нравилось — им чем громче, тем лучше… Но только в Ливерпуле мы увидели разницу и поняли, что с нами случилось, пока все тут лабали Клиффа Ричарда».

Их страсть, их яркая индивидуальность были заразительны, передавались поклонникам. У них был новый звук, но этот звук издавали свои ливерпульские ребята, похожие на тех, кто теснился в залах, — естественные, непринужденные, неприглаженные, неприкрашенные: никакой не шоу-бизнес.

Боб Вулер, литерлендский диджей, перешел диджеем в клуб «Кэверн» и одним из первых ринулся со своими размышлениями о «Битлз» в газеты. Его статья появилась всего через полгода после знаменательного концерта, летом 1961 года, в местной мерсисайдской бит-газете. Задолго до того, как битлов стали рекламировать и продвигать, Вулер подводил итоги их выступлениям в начале 1961-го после Литерленда, когда они нанесли первый сокрушительный удар по Ливерпулю.

Как вы думаете, в чем секрет популярности «Битлз»? Они возродили первозданный рок-н-ролл, восходящий к негритянским традициям. Они вышли на сцену, выхолощенную стараниями певцов, подобных Клиффу Ричарду. Исчез напор, воспламенявший эмоции. «Битлз» эту тусклую сцену взорвали. «Битлз» — это вопль. В них через край бьет возбуждение, и физическое и духовное, — символ юношеского бунта.

Они скорее вокалисты, чем инструменталисты, эти ребята, — они мыслят независимо и играют что хотят, ради удовольствия, славы и денег. Им повезло: в Гамбурге они добились популярности и набрались опыта. Они музыкально мощны и магнетически притягательны — возьмите, к примеру, мрачное обаяние ударника Пита Беста, похожего на молодого Джеффа Чандлера[78]. Потрясающее разнообразие талантливых голосов, которые в разговорах выдают знакомую наивность. Революционеры ритма. Действо, от начала и до конца сотканное из сплошной череды кульминаций. Культ сильной личности. Вроде бы не честолюбивые, но колеблются между самоуверенностью и ранимостью. Безусловный феномен — и одновременно вызов менеджерам! Таковы фантастические «Битлз». Вряд ли подобное еще повторится.

В новом, 1961 году после триумфа в ратуше Литерленда посыпались приглашения от других крупных танцевальных залов. Как правило, концерты кончались беспорядками, особенно когда Пол пел «Long Tall Sally» — стандартный рок, но очень экспрессивный и с мощнейшим битом. Битлы уже понимали, как их музыка может действовать на аудиторию, и часто пользовались этим на всю катушку, пока ситуация не выходила из-под контроля. Пол рассказывает, что в некоторых залах творилось нечто неописуемое. «На концерты в зал „Гроувнор“ в Уоллеси набивалась сотня местных парней, и они, когда все раскочегаривалось, рвались в бой с сотней парней из Сикама. Однажды вечером я даже не заметил, как началась потасовка, а опомнившись, бросился спасать свой усилок. Усилитель „Эль Пико“, в то время моя краса и гордость. Один „тедди“ облапил меня и говорит: „Не дергайся, сынок, а то концы отдашь“. В „Хэмблдон-холле“ тоже постоянно дрались. Однажды прибегли к огнетушителям. Стоило нам сыграть „Hully Gully“[79], дело кончалось побоищем».