Читать книгу "Тенеграф - Кшиштоф Пискорский"

И только падение империи изменило ситуацию. Анатозия разделилась на халифаты, ряд которых наладил мир с Вастилией и другими северными государствами. Первые вольные тенемастера начали появляться в городах Запада и обучать челядь без согласия хозяев. Однако здесь они не могли творить столь же великие чудеса, как на Юге. Вдали от Ребра тенепространство все еще оставалось опасным и диким.

Новые владыки все чаще ставили вопрос о строительстве второго Ребра. В конце концов, когда Ребро Юга попало в руки ибров, халиф Серивы решил воспользоваться этим. Хотел спасти свою клонящуюся к упадку, отягощенную долгами династию и город, сокровищница которого зияла пустотой. Привлек множество умелых тенемастеров, собрал с окрестных владык невероятное количество денег (с той поры такие богатства назывались серивскими суммами), а потом заложил краеугольный камень будущего Ребра Севера.

Именно это и стало причиной Второй Войны Тени. Она была намного лучше задокументирована. Описана во множестве хроник, а герои ее, кроме прочего, перечислялись в вастилийской поэме «Сто дней мрака». На этот раз строители Ребра ожидали нападений. Рядом с ними находились опытные тенемастера и офицеры, вышколенные согласно анатозийским записям времен первых сражений, наконец – полки прекрасной пехоты с тенестрелами, заряженными не свинцом, но обломками замороженных светом тенетечей.

Существа тени сражались с яростью, но им не удалось отбить захватчиков. Несмотря на то, что, как гласили слухи, помогали им старые мастера из медресе Каракума, которые опасались потерять свое влияние.

Даже если это так и было, их младшие братья по ремеслу умело с этим справились.

Ребро Севера поднялось в 1208 году Старой Эры. Вознеслось оно на сто футов вверх, расталкивая пять тенесторонностей, словно стойка, возносящая крышу большого шатра. Таким-то образом в упорядоченное тенепространство получили доступ королевства Севера, а сонмы новых тенемастеров вскоре научились использовать его так, как анатозийцам до этого и в голову не приходило.

Началась новая эра, ведущая отсчет с момента завершения строительства Ребра Севера. Вастилийцы и анатозийцы охотно дотягивались до мелкой тенесторонности, но более глубокие слои и доныне скрывали множество тайн.

Хольбранвер вовсе не радовался, что исследует их лично.

Путь, предначертанный Хасимом, лежал через тенесторонность дургхир – достаточно мелкую, чтобы не быть опасной, но и достаточно глубокую, чтобы ученого охватил ужас.

Не мог он привыкнуть, что в тенепространстве зрение было чувством совершенно лишним. Осязание пригождалось, чтобы удерживать равновесие на чуть пружинящей, губчатой почве. Также позволяло оно нащупывать перед собою твердые препятствия в форме шершавых теплых стволов или изогнутых ребер. Ощущались также тепло и холод. Тепло – когда лицо было повернуто к антисолнцу, что просвечивало сквозь почву. Холод – когда некие большие препятствия заслоняли его лучи. Раздавались и звуки. Большинство из них оставались для Хольбранвера неопределимыми, они были мясистыми, липкими, словно эхо соединяющихся гигантских червей.

Был у них с собой фонарь, который они могли даже по необходимости зажечь, но это привлекло бы слишком много внимания. Потому шли они втемную – впереди И’Барратора, за ним неуверенно ступающий Хольбранвер, придерживающий фехтовальщика за край плаща.

Несколько раз ученый слышал прямо над своей головой некое чириканье. Знал из научных описаний, что в этой тенесторонности живут простые создания тени, соответствующие земным птицам и животным. При одной мысли о том, что он не может их увидеть, а кто-то из них в любой момент запросто может мазануть его по шее, по его телу пробегала нехорошая дрожь.

– Откуда ты знаешь, куда идти? – попытался он спросить товарища, но из горла его вырвалось лишь странное голготанье, будто он пытался говорить с полным ртом воды.

– Трунлунчуну, – отвечал фехтовальщик.

Хольбранвер не видел этого, но И’Барратора каждые несколько шагов прикладывал ладонь к лицу, на высоте носа, заслоняя глаза от черного сияния антисолнца, бьющего косыми лучами снизу. Искал он переход – место, в котором их собственный мир просвечивал сквозь покровы мрака.

Ученый посапывал все громче. Знал, что в тенепространстве есть некоторое количество воздуха – в этой тенесторонности он просачивался сквозь каждую тень на светлой стороне. И все же паника и слабые легкие давали о себе знать. Он начал задыхаться.

Чувствуя нервные рывки за пояс, И’Барратора ускорился, булькая под нос проклятия.

– Турлтуй! – крикнул он наконец и потянул Хольбранвера в первый же переход.

Всякое трансъединение напоминало выныривание из ледяной черной воды. Тень выталкивала их в некое место на светлой стороне – то в тесном закоулке, то на крыше. Потом твердела, так что под ногами они чувствовали поверхность, которая через миг размякала и всасывала их сызнова. Очередные два туннеля вели сквозь большие тенесторонности, причем последняя из них была столь велика, что Хольбранвер стонал, чувствуя, как мрак сдавливает ему грудь смолистыми клещами.

Вся дорога не заняла и нескольких минут. Прошли они за это время шагов двести – сколько, например, было от дома Иоранды до Треснувшего Купола. Но когда они наконец вынырнули на каком-то темном, пахнущем пылью складе, Хольбранвер чувствовал себя так, словно целый день карабкался в гору. Голени горели живым огнем, а желудок сплетался в узел.

Он оперся о стену, разевая по-рыбьи рот, заглотнул немного воздуха и только тогда сумел слегка осмотреться.

В помещении стояли запечатанные амфоры и какие-то запыленные инструменты. Было душно, но крохотные нити серебристого света, пробиваясь над порогом, позволили ученому удостовериться, что он уже в своем мире.

И’Барратора встал под дверью, приложив к ней ухо.

– Жди здесь, – шепнул он через миг. – Я пойду посмотрю, где это мы.

Приоткрыл створку и растворился в коридоре по ту сторону.

Хольбранвер ждал. Вскоре, когда уши его пообвыклись в тишине, он начал распознавать ночные звуки поместья – то тихое дыхание комнат и коридоров, которое можно услышать, лишь пробудившись в странный час между полуночью и рассветом. Где-то далеко тикали часы, разделяя ночь на равные секунды. Кто-то храпел. Заблудившаяся муха жужжала в коридоре. Чуть дальше щелкнуло дерево – это доска, прогнувшаяся под чьим-то тяжелым шагом еще днем, вернулась с облегчением в первоначальное состояние. Справа, за стеной, ветка с тихим шорохом царапала стену. Все это – на фоне слабого попискивания, звуков флейты, которыми позабытый божок сна задерживал людей в своей стране до самого рассвета.

Ученый тоже почти задремал. И только неожиданные шаги под дверью заставили его напрячься и затаить дыхание.

И’Барратора вернулся.

– Нехорошо, – прошептал, вскользнув в кладовую.

– Что это значит? – зевнул ученый.

– Мы в восточном крыле, в покоях слуг. Место хорошее, но надо пройти мимо спален. Покои Рауля этажом выше, а наверх ведет узкий проход: двойная лестница в главном холле. В прихожей спит лакей, есть и два стражника с фонарями.