Читать книгу "Записки карманника - Заур Зугумов"

Одним из последних присутствующих на торжестве, который решил покинуть мероприятия, был я. Но именинница, как я уже успел давно заметить боковым зрением, которое у карманного вора включается в самых исключительных случаях, тайком следила за мной. Так что, когда я подошел, что бы проститься, она бархатным голосом, но тоном, не терпящим возражений, попросила меня остаться.

Лишь далеко за полночь мы оказались в ее уютной квартире, в одной из семи сталинских высоток. До места назначения мы добрались втроем. Серебристый мерседес-«лисичку» вела дама с красивой кавказской внешностью. Ещё в самом начале торжества, когда я только вошел в зал, перед моим изумленным взором предстала высокая жгучая брюнетка приблизительно одного со мной возраста, с удивительно правильными чертами лица, огромными миндалевидными глазами, нежной кожей, слегка тронутой загаром и осиной талией. Строгое фиолетовое платье удачно подчеркивало все прелести её фигуры. А ожерелье из крупного гавайского жемчуга говорило о безупречном вкусе его хозяйки, которую я сразу окрестил Шахерезада.

Через какое-то время, отвлекшись от светской беседы, которая лишний раз подчеркивала интеллектуальные способности собеседников, я непроизвольно стал гадать, кто же все-таки эта таинственная особа за рулем? Но потом бросил это занятие, удовлетворившись тем, что хоть одно знаю почти наверняка, она не замужем. Почему я решил именно так, а не иначе, ума не приложу. Но уж точно не потому, что на её безымянном пальце не было обручального кольца.

Мои предположения относительно жгучей брюнетки продолжились выяснением её роли в жизни великосветской дамы, которая удобно расположившись на заднем сидении авто, по правую от меня руку, что-то объясняла мне тихим, мелодичным голосом.

Поначалу, у меня почти не было сомнений в том, что Анастасия была коллегой Елизаветы Петровны. Точнее, её ученица. Об этом говорили обрывки фраз, которые я случайно услышал ещё на банкете. Теплое, душевное, неподдельное отношение ученицы к учителю, ну и ещё что-то, что можно только почувствовать. И потом, внешность обоих. Но, оказалось, и здесь я ошибался. А когда услышал: «Ну вот, мама, мы и приехали», был откровенно поражён. И не в последнюю очередь своей слепотой. Хотя… это было лишь начало моих удивлений. Но, тем не менее, кое в чём мои догадки всё же были верны. Дочь Елизаветы Петровны Анастасия была действительно врачом. И она не была замужем. Если же быть более точным, её супруг, летчик-испытатель, погиб шесть лет назад при исполнении служебных обязанностей. И с тех пор она жила вместе с мамой и младшим сыном.

Елизавета Петровна уже и сама не помнила, как ей на глаза попал тот номер «Комсомольской правды», в котором я описывал случай, произошедший на Колыме в начале пятидесятых годов прошлого века. Ну а слово «Колыма» с некоторых пор стало для неё более символичным, чем рассказы и очерки об этом богом проклятом месте в эпоху ГУЛАГа.

Но когда она начала читать статью, у неё все поплыло перед глазами, стало плохо и её в спешном порядке увезли домой. Тот день ей запомнился слишком хорошо. Она даже и не предполагала, что может вновь так остро пережить те давно забытые моменты своей жизни, которые она так глубоко схоронила в своем сердце.

Наверное, внезапно возникшие воспоминания и переживания связанные с ними, этим бы и ограничились, как это обычно и бывает у людей её возраста. Но была причина, которая не позволяло доктору забыться на долгое время. И она прекрасно понимала, что этой причиной были ни кто-нибудь, а её родные дети. В самых сложных жизненных ситуациях, когда уже совсем опускались руки и хотелось одного лишь – смерти, именно они давали ей силу бороться и выживать. Что-то подобное произошло и в этот раз.

После инцидента, который на время вывел её из нормального состояния, Елизавета Петровна успокоилась и стала спокойно размышлять. Все её мысли сводились к одному. Откуда провинциальный журналист и писатель, пусть даже уже и известный в стране, мог знать о том, что она берегла в своем сердце более пятидесяти лет? Хотя статья была написана не именно о ней, но это обстоятельство ничего не меняло. Выходит, кто-то рассказал ему о том инциденте, который произошел в то время, когда автор этих строк ходил под стол пешком. А раз так, вероятнее всего, этот кто-то жив, а значит необходимо срочно его найти.

Для начала, она, как все умудренные опытом люди, решила не спешить и прочитать трилогию «Бродяга», а там видно будет. Но с первых же страниц этой автобиографической повести она прониклась такой симпатией к автору, что даже не заметила, как проглотила три книги за несколько дней, и это человек, который и на дух не переносила ничего, что было связано с преступностью и преступным миром.

Больше всего ей импонировало то, с какой любовью я описывал всё, что касалось моей мамы, её коллег. Но всё же, главным известием был тот факт, что я несколько десятков лет назад отбывал срок заключения в ИК-4, в поселке Уптар, одном из двух оставшихся зон на Колыме на сегодняшний день. Теперь, когда она знала почти всё об авторе, ей лишь оставалось выяснить главное, из-за чего и произошёл весь этот сыр-бор. Вот почему я и был приглашён на мероприятие, о котором вкратце поведал читателю в самом начале повествования.

II

В 1952 году в середине лета в один из лагерных пунктов под Средеканом прибыл довольно большой женский этап. Надо сказать, что на Колыме в те суровые времена с женским полом было совсем плохо. А уж в Средекане – и подавно. Местные обитатели и зеки, и свободные – занимались, в основном, добычей медной руды. Работа эта была трудной и вредной, на которой женщинам делать было просто нечего. Вот почему и не присылали сюда осужденных представительниц лучшей половины рода человеческого. А свободные сами сюда не ехали.

Этап тот состоял в основном из молодых и красивых женщин из Москвы и Ленинграда, отправленных на Дальний Восток по «модной» тогда 58 статье – измена родине. Их было тринадцать человек. Что называется – «чёртова дюжина». В полной мере эту народную примету юным арестанткам пришлось признать чуть позже. Это были девушки из состоятельных и весьма именитых семей. Самой старшей, из которых было двадцать семь лет, а младшей девятнадцать. По каждой из них можно было судить обо всех, потому как судьбы у них были почти одинаковы.

Юной москвичке Лизе, совсем ещё недавно закончившей медицинский институт, было чуть более двадцати лет. Отец профессор-ядерщик, член АН СССР, работал в каком-то секретном НИИ, мать – врач-гинеколог, доктор наук, преподавала в том же ВУЗе, какой закончила её дочь с красным дипломом.

Так случилось, что дядю Сашу, старшего брата её отца, кадрового военного офицера полковника-артиллериста, забрали в НКВД. Он раненый, попав в окружение в 1942 году, оказался в плену и находился в концлагере, пока в конце войны их не освободили наши части. На фоне того, как наше государство обходилось с теми, кто во время войны побывал в плену (почти все они по той злополучной 58-й статьей оказывались в сталинских застенках), к полковнику судьба благоволила. Но только лишь до тех пор, пока его брат нужен был при разработке каких-то секретных программ. Как только нужда в нём отпала, бывший узник Дахау поменял лишь название концлагеря и оказался узником ГУЛАГа на долгие десять лет.