Читать книгу "Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху - Валерий Соловей"

Превращение мирного протеста в воинствующую революцию воспринималось Кремлем с тревогой, а российской оппозицией – с надеждой. Официальная российская пропаганда, с одной стороны, демонизировала украинскую оппозицию и разыскивала за ней «длинную руку американского госдепа», с другой – одобряла и поощряла жесткие меры, к которым прибегла киевская власть для подавления оппозиции и разгона Майдана.

По мере того как выяснялся провал репрессивной политики, официозные российские СМИ стали упрекать Януковича в нерешительности и непоследовательности, требуя более жестких мер. (В тогдашней эскалации насилия более жесткие меры означали бы массовый расстрел протестантов. Напомню, что оружие уже и так было пущено в ход: во время революции погибло не менее 100 человек – как со стороны протестантов, так и со стороны полицейских сил.)

Однако проблема в том, что репрессии далеко не всегда способны остановить революцию. Очень часто они лишь придают ей динамику.

Репрессии как повивальная бабка революции

Насилие против революционеров оказывается эффективным в случае, когда власть рассматривается обществом как имеющая право на насилие, то есть как справедливая или хотя бы как эффективная. Если же власть воспринимается обществом как источник беззакония и несправедливости, то репрессии с ее стороны приводят не к покорности, а к прямо противоположному результату – возмущению и расширению поддержки революционеров. В этом случае моральная правота окончательно закрепляется на стороне революции.

Эта закономерность наглядно проявилась с ноября 2013 г. по февраль 2014 г. в Киеве. Именно и в первую очередь насилие власти привело к перерастанию мирного протеста в насильственную революцию. Создается впечатление, что официальный Киев будто специально усугублял собственное положение, шаг за шагом заводя себя в тупик.

Можно выделить два поворотных момента, когда немотивированное и ненужное насилие со стороны власти и угроза репрессий привели к резкому повышению политических ставок, эскалации насилия и в конечном счете к падению режима Януковича.

Первым таким эпизодом стала ночь с 29 на 30 ноября 2013 г., когда бойцы милицейского спецназа силой разогнали участников палаточного городка на киевской площади Независимости, при этом зверски избивая студентов (а они составили основной контингент протестующих) ногами и дубинками. Эта атака носила не только совершенно бессмысленный – динамика Майдана выглядела вялой, и можно было рассчитывать на ее самопроизвольное угасание, – но и откровенно контрпродуктивный, опасный, в первую очередь для самой власти, характер.

На следующий же день на Майдан вышло около полумиллиона рассерженных граждан Украины, требовавших прекратить репрессии, наказать виновных в избиениях и освободить арестованных. Но главное, качественно изменились политические лозунги протестующих, резко вырос градус политического противостояния. Если до зверской расправы над студентами протестанты требовали подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, то с 1 декабря их главным требованием стала отставка правительства и президента. Более того, выделилась радикальная группа манифестантов, которая 1 декабря захватила здания Киевского совета, Дома профсоюзов и попыталась штурмовать администрацию президента.

Другими словами, мирный и умеренный по своим требованиям протест стал перерастать в политическую революцию, сразу же попытавшуюся перейти в наступление. А катализатором трансформации послужили именно репрессии со стороны власти. Неспроста впоследствии в обилии появились конспирологические версии, объясняющие атаку милицейского спецназа «заговором» части элиты против Януковича. Хотя, как на мой вкус, в действительности то была банальная глупость.

И в пользу этого простого объяснения свидетельствует дальнейшее развитие событий. После вспышки активности Майдан снова стал затихать, политическая мобилизация уступила подготовке и празднованию Рождества, Нового года и новогодним каникулам.

Как в подобной ситуации стоило действовать власти? Естественный ответ: подождать, пока Майдан, активность которого затихла, сам собой «рассосется». Что предпринимает официальный Киев? Он поспешно, с нарушением процедур, проводит через Верховную Раду пакет так называемых «диктаторских законов», резко ужесточающих законодательство и обрекающих на уголовное преследование организаторов и участников Майдана.

Злые языки небезосновательно уверяли, что эти законы были списаны с российских, но оказались даже более жестокими, чем российские. (Нечто похожее в свое время было характерно для советской Украины, где приговоры диссидентам всегда оказывались более жестокими, чем приговоры по тем же статьям диссидентам в РСФСР. В советской диссидентской среде это называлось «украинским коэффициентом».)

В результате протестующие, особенно радикальное их крыло, оказались перед дилеммой: разойтись с терявшего мобилизационный потенциал Майдана и покорно дожидаться дома арестов или, наоборот, перейти в наступление, поскольку терять уже все равно нечего. Нетрудно догадаться, какой путь изберут люди, наделенные хотя бы зачатками здравого смысла и инстинктом самосохранения. Только наступление, только вперед!

И наступление не замедлило себя ждать: 19–20 января 2014 г. в Киеве началось восстание. Радикальная часть революционеров, в первую очередь украинские националисты, стала прорываться в центр города, вступая в жестокие схватки с милицией. В создавшейся ситуации это было, вероятно, единственной возможной тактикой: расширение плацдарма революции, вовлечение в нее новых слоев общества и новых территорий. В январе же революция вышла за рамки столицы, начались захваты районных государственных администраций в регионах страны.

Революционная экспансия неизбежно сопровождалась повышением градуса насилия. 22 января среди демонстрантов появились первые погибшие. Однако это, как и последовавший впоследствии огонь неустановленных снайперов, уже не могло остановить революцию. Включился в действие принцип «острие против острия»: репрессии власти стимулировали революционное насилие.

Но если насилие со стороны власти лишь подогревало в обществе убеждение в ее нелегитимности, то насилие революционеров воспринималось как морально оправданное и даже справедливое. Вероятно, остановить революцию можно было, лишь прибегнув к массовым расстрелам. Однако на такой шаг режим не решился. И отнюдь не по соображениям гуманности, а вследствие инстинкта самосохранения и неуверенности в том, что подобный приказ будет выполнен.

И это не проблема только Украины, а репрессивной политики вообще. Власть, пытающаяся подавить революцию репрессиями, с высокой вероятностью может столкнуться с саботажем сил правопорядка, их открытым отказом выполнять приказ и нейтралитетом армии. И при этом не имеют значения ни масштабы финансирования полиции и армии, ни культивирование их привилегированного статуса, ни включение генералов полиции и армии в правящую элиту. Они не хотят умирать вместе с гибнущим режимом.

Подобное можно наблюдать во многих революциях – как отдаленных от нас по времени, так и самых свежих, как зарубежных, так и российских. В феврале 1917 г. и в августе 1991 г. Вооруженные силы Российской империи/СССР отказали легитимной власти в поддержке и защите. В январе 2011 г. египетская армия не захотела поддерживать своего кумира – президента Хосни Мубарака.