Читать книгу "Ловец снов - Стивен Кинг"

Мили три, всего три мили до Бенберри-кросс. Домой, домой,возвращаюсь я домой. Совсем как мы отвели Даддитса домой в тот день.

(Если протреплетесь кому-нибудь, что я это сделал, больше свами не вожусь.).

Генри вернулся в тот октябрьский день, как в глубокий сон.Канул в колодец памяти так глубоко и быстро, что сначала не почуял облака,рвущегося к нему облака, состоявшего не из слов, не из мыслей, не из криков, атолько из его же красно-черной сущности, «я», у которого впереди много дел имного мест, куда идти.

5

Бивер выступает вперед, чуть колеблется и опускается наколени. Дебил не видит его: он все еще ноет, зажмурившись и тяжело дыша. Узкаягрудь судорожно вздымается. Исчерченная молниями мотоциклетная куртка смотритсядовольно забавно рядом с веселенькими трусишками, но никто из мальчишек несмеется. Генри хочет только одного: чтобы слабоумный замолчал. Этот плач егоубивает.

Бивер, не вставая с колен, подбирается ближе и обнимаетплачущего мальчишку.

— Спи, дитя, Господь с тобой, ночь несет тебе покой…

Генри никогда раньше не слышал, как поет Бивер: Кларендоновникак нельзя назвать набожными, — и сейчас он поражен красотой чистого тенора.Через год-другой, после ломки, голос Бивера изменится, станет обычным и ничемне примечательным, но здесь, на заросшей сорняками пустующей площадке позадизаброшенного здания, он поражает всех, пронизывает насквозь, до самого сердца.Даже слабоумный перестает плакать и пораженно таращится на Бивера.

— По небу плывет кораблик, не простой, а золотой, паруса нанем стоят, чистым серебром горят, вот дремота к нам идет, глазки милые сомкнет,спи, дитя, Господь с тобой, пусть хранит он твой покой…

Последняя нота плывет в воздухе, и на мгновение мирблагоговейно замирает. У Генри на глаза наворачиваются слезы. Дебил смотрит наБивера, покачивающего его в такт песне. На замурзанной физиономии выражениеблаженного восхищения. Он уже забыл разбитую губу, ссадину на щеке, пропавшуюодежду, потерянную коробку для завтрака. И говорит Биверу «ио ас», почти однимисогласными, которые могут означать все что угодно, но, как ни странно, Генрипревосходно понимает, как, впрочем, и Бивер.

— Больше не могу, — говорит он и, сообразив, что по-прежнемуобнимает парнишку за плечи, убирает руку.

Лицо слабоумного немедленно омрачается, на этот раз не отстраха или капризного нетерпения избалованного, не получившего чего-то ребенка,но от искренней неподдельной грусти. Огромные капли брызжут из поразительнозеленых глаз и прокладывают чистые дорожки на черных щеках. Он берет рукуБивера, кладет себе на плечо и требует:

— Ио ас.

Бивер в панике оглядывается на дружков.

— Так мне мать пела на ночь, — говорит он, — и после этого явсегда спал как убитый.

Генри и Джоунси переглядываются и хохочут. Не слишком умно сих стороны: еще испугают парнишку, и тот снова начнет подвывать, но с собойничего не поделаешь. А мальчик, вместо того чтобы заплакать, вдруг улыбается имширокой солнечной улыбкой, обнажившей два ряда белых, тесно посаженных зубов, иснова смотрит на Бивера, не отпуская его руки.

— Ио ас, — командует он.

— А, блин, спой снова, — требует Пит, — давай.

Биву приходится повторять куплет еще три раза, прежде чемпарнишка отпускает его и позволяет остальным впихнуть себя в штаны и порваннуюмайку, ту самую, с номером Ричи Гренадо на спине. Генри так и не забыл этойнавязчивой подробности и иногда вспоминает ее в самые неподходящие моменты:после того как потерял девственность на вечеринке университетского братства подзвуки «Дыма над водой», несущиеся снизу из динамиков; после того как открылгазету на странице некрологов и увидел чарующую улыбку Барри Ньюмена надтройным подбородком, когда кормил отца, пораженного болезнью Альцгеймера внесправедливо раннем возрасте пятидесяти трех, упорно считавшего, что Генри неГенри, а кто-то по имени Сэм. «Настоящий мужчина всегда платит долги, Сэмми», —сказал отец, и когда сглотнул следующую порцию овсянки, по подбородку побежаластруйка молока. И в такие минуты колыбельная Бивера вновь звучит в ушах, и емуненадолго становится легче. Нет костяшек, нет игры.

Наконец им удается надеть на мальчишку почти все, если несчитать красной кроссовки. Он пытается натянуть ее самостоятельно, но почему-топяткой вперед. Бедняга совсем беспомощен, и Генри просто теряется в догадках,зачем эти трое над ним издевались. Даже если не обращать внимания на плач,подобного которому Генри никогда не слышал раньше, как можно быть такой гнусью?

— Давай помогу, парень, — говорит Бив.

— Агу? — переспрашивает слабоумный с таким комическимнедоумением, что Генри, Джоунси и Пит снова хохочут.

Генри знает, что смеяться над больными нехорошо, но не можетсдержаться. У парня слишком забавная физиономия, совсем мультяшная.

Но Бивер только улыбается.

— Надеть кроссовку, старик?

— Соку?

— Да, сеньор, все ваши старания бесплодны. — Бив отбирает унего кроссовку, и парнишка с живейшим интересом наблюдает, как тот сует в нееего ногу, уверенно затягивает шнурки и завязывает концы бантиком.

Когда он выпрямляется, слабоумный смотрит сначала на бантик,потом на Бивера, стискивает его за шею и громко чмокает в щеку.

— Если вы проболтаетесь хоть одной живой душе, что он этосделал… — начинает Бивер, но при этом довольно улыбается.

— Да-да, ты больше никогда не будешь с нами водиться, хренморжовый, — ухмыляется Джоунси.

Он подбирает коробку для завтраков и протягивает мальчику:

— Это твое, парень?

Тот расплывается в восторженной улыбке человека,встретившего старого друга после долгой разлуки. И хватает коробку.

— Уби — Уби-Уби-Ду, я сецас тее пиду, — поет он. — Поа ааоту.

— Верно, — соглашается Джоунси. — Работы по горло. Преждевсего вот что мы сделаем: доставим тебя на хрен домой. Тебя ведь Дуглас Кэвеллзовут, верно?

Мальчик грязными руками прижимает коробку к груди, любовногладит и тоже чмокает, совсем как Бивера.

— Я Даддитс! — восклицает он.

— Прекрасно, — кивает Генри, беря мальчика за руку. Джоунсиследует его примеру, и вдвоем они поднимают Даддитса с земли. Мейпл-лейн всегов трех кварталах отсюда, и они будут там минут через десять, если, конечно,Ричи с дружками не шляются поблизости, задумав устроить им засаду. — Давай домой,Даддитс. Мама наверняка беспокоится.