Читать книгу "Задержи дыхание и другие рассказы - Ольга Гренец"

и разнообразие.

Николаю приносит утешение вид буфета, в особенности вымытого и уставленного чистой посудой. Мех бобра. Бережливость. Бледный огонь – что бы это ни означало. Выражение «бледный огонь» в русском языке, кажется, числится исключительно за Набоковым и руководствами по толкованию снов. Озеро у Николая – сложный образ. Прозрачное озеро означает хорошую и счастливую жизнь; мутное озеро предвещает бедность. Катание на лодке по озеру приносит утешение, но если ваша лодка перевернётся – это катастрофа.

Сны, настаивает Николай, обладают пророческой силой. Ни он, ни Майкл не уклоняются от животрепещущего вопроса, что же делать?

«Микрофон во сне, – советует Майкл, – подсказывает, что нужно быть более напористым и решительным. Стоит смелее высказывать своё мнение и излагать свои взгляды. – Ну и конечно, микрофон может представляться этаким каламбуром, если кого-то из ваших ближних зовут “Майк”»[25].

У Майкла есть полное культурное право называть пенис пенисом. «Видеть пенис во сне означает сексуальную энергию, силу, агрессию и плодородие, особенно если пенис эрегированный». Но для того, чтобы диагностировать сны о микроволнах, он частенько прибегает к метафорическому мышлению. «Микроволновая печь, привидевшаяся во сне, выявляет вашу сообразительность и скорость реакций. Подумайте о новом и более эффективном способе заработка».

Зато Николай в этом вопросе практичнее. Если вам приснилась микроволновка: «У вас проблемы с рациональным питанием и сбалансированной диетой».

Наследственная привилегия

Подумать только, это их первый отпуск после рождения Джонса! Это Гавайи, а тут в море – Дженнифер, Мишель и их дети Мило и Джонс сидят в катере со стеклянным дном и смотрят на рыб. И Дженнифер открывает рабочую почту на своём телефоне.

Заведующая в ярости от того, что Дженнифер не ответила на письмо одной потенциальной студентки, которая просит зарегистрировать её на осенний семестр, у девушки есть преимущества при поступлении, поскольку её отец окончил их университет и ежегодно вносит крупные пожертвования. На кону два с половиной миллиона долларов! Начальница грозится вычесть эту сумму из зарплаты Дженнифер. Угроза звучит несерьёзно, зато чувство безысходности Дженнифер обеспечено. Если её уволят, им хана. Как раз сейчас, когда увеличили выплаты по ипотеке и когда пришлось купить «субару» вместо приказавшего долго жить «приуса», они с Мишель едва сводят концы с концами.

– Так в чём проблема? – спрашивает Мишель.

– В чём проблема, мама? – повторяет Мило вслед за ним.

Студентка с преимущественным правом уже кое-как отучилась несколько семестров в муниципальном колледже[26] со средним баллом 2.35, чего ни при каких миллионах недостаточно, чтобы перевестись в университет. Независимо от того, есть привилегия или нет, ей необходимо приложить хотя бы минимальные усилия!

– Сколько времени ты возишься с этим письмом? – спрашивает Мишель.

– Не помню. По словам начальницы, больше месяца.

Дженнифер работает в этой должности шестнадцать лет, ей ли не знать, как реагировать на такое письмо. Конечно, она знает.

– Это много? – спрашивает Джонс.

– Месяц, – объясняет Мило, – как тридцать печений в пачке «Орео».

– А я люблю «Риз».

– Разве тебе не приходится постоянно писать такие письма? «Спасибо за пожертвования, но, к сожалению, мы ничем не можем Вам помочь?»

– Теперь так нельзя. Говорю же тебе. Деньги! Университету нужны деньги! Ежегодные дарители важнее всего. Между прочим, предполагается, что я всячески развиваю отношения с ними.

Мишель молчит. Дженнифер уставилась в стеклянное дно под ногами. Вода изумрудно-голубая – цвет изумительный, но мрачноватый. Им продали возможность увидеть морских черепах, дельфинов и тропических рыб, обломки кораблекрушений и жизнь в коралловых рифах, но недавний шторм поднял песок со дна океана. Мишель сглупила, поддавшись на красивую рекламу, – на этом катере совершенно нечего делать. Дети устали от долгого сидения и нашли занятие поинтереснее: они поднялись на палубу, стоят у борта и вглядываются в море. Мишель с ними.

– Мама, смотри, смотри! Черепаха! Настоящая!

– Две черепахи!

– Две черепахи, и одна смотрит прямо на меня!

– Тридцать черепах!

– Три, – поправляет Мишель. – Давай посчитаем. Одна, две…

– Тридцать, – кричит Джонс. – Я вижу тридцать черепах!

– Можешь хотя бы на время забыть об этом чёртовом письме? Вечером уложим детей, и я тебе помогу.

– Я тоже хочу помочь маме, – говорит Мило. – Я тоже могу диктовать. Тебе нужно сказать: «Спасибо за Ваше щедрое пожертвование. Студенты университета его очень ценят. Однако…»

Глаза Дженнифер округляются.

– Классно, Мило, – говорит Мишель. – Ты мог бы составлять мои письма.

– «Спасибо за Ваше пожертвование», – повторяет Джонс со значительным выражением на лице. – Смотрите! Ещё черепахи! И вправду тридцать!

Тёплый ветерок ласкает кожу, но Дженнифер бросает в дрожь. У неё нет сил подняться наверх и присоединиться к Мишель и детям, и она продолжает всматриваться в прозрачное дно катера. Иногда ей кажется, что под днищем проплывает крупная рыба. Мысль о наследственной привилегии, по-видимому, убаюкала студентку, внушила ей ложное чувство безопасности. Если всё делать как следует, надо написать письмо, которое вдохновит девушку задуматься об ответственности за свою жизнь, вернуться в колледж и попытаться получить высокие баллы, заработать хотя бы парочку «отлично». Тогда Дженнифер помогла бы ей с университетом. Нужно обязательно подбодрить её, дать надежду, но только в письме Дженнифер не станет ничего обещать. Нечего и пытаться помочь, пока студентка сама не готова потрудиться.

По идее, написать подобное письмо – пара пустяков. Дженнифер и во сне могла бы его составить.

Начальница, думает Дженнифер, работает весь август. Дженнифер видит, как подрагивает высокий седой пучок волос на затылке, пока его обладательница прихлёбывает чай – чашку за чашкой – за своей перегородкой, крайней в ряду, на втором этаже в здании администрации, которое сейчас, в разгар летних каникул, почти опустело. Начальнице шестьдесят три. Сколько ей до пенсии? Много воды утекло с тех пор, как Дженнифер ещё надеялась подняться по служебной лестнице.

Дженнифер ставит пометку «непрочитанное» в почте от заведующей. Надо бы позвонить, но из-за разницы во времени сейчас звонить неудобно. Сегодня вечером. Она займётся этим сегодня вечером, когда дети заснут и они с Мишель усядутся на балкончике гостиничного номера. Дженнифер полюбуется на звёзды, выпьет вина и быстро наберёт текст.

Ходики

На веранде у бабушки висели старенькие часы с гирями. Ходики. Чтобы их завести, надо было оттянуть одну из гирь вниз почти до самого пола, и тогда следующие двенадцать часов можно было наблюдать, как вторая гиря едва заметно спускается навстречу первой, вытягивая за собою длинную цепь.

Летом привилегия заводить часы доставалась мне. Бабушка неотступно следила за исполнением графика: заводить следовало ровно в восемь часов пять минут утра и в восемь часов пять минут вечера! Вечерний завод служил мне сигналом отправляться спать. Оттянув грузик до предела, я желала бабушке спокойной ночи и оставляла её одну.

Бабушка проводила вечера на веранде, сидя в кресле и латая одежду. Ходики висели у неё за спиной.

Я лежала в комнате, отделённой от веранды тонкой перегородкой, и изо всех сил старалась не обращать внимания на звеневших над головой комаров.

«Тик-так», – доносился с веранды мерный стук маятника.

«Тик-так», – ползла вниз гиря.

Бабушка уверяла, что ей не нужно так много спать. Иногда, просыпаясь в полумраке северной ночи и высовываясь из-под одеяла, я наблюдала, как бабушка лежит на своей высокой кровати у противоположной стены и вытянутой вверх тонкой сухой рукой ловит комаров бесшумными и быстрыми движениями.

По утрам бабушка часто давала мне поспать подольше. Я открывала глаза в пустой комнате и постепенно осознавала, что часы на веранде тикают с особым азартом. Звук их эхом разносится по дому и заряжает застоявшийся воздух тревогой, точно предупреждает: ты пропустила что-то важное. Пол возле бабушкиной кровати усеян комариными трупиками. Сама бабушка давно уже в огороде, пропалывает грядки. Только проливной