Читать книгу "Всегда кто-то платит - Маша Трауб"

Я его простила еще в больнице. За все. И поэтому приходила, кормила, сидела рядом, держала за руку. Мы вместе слушали колокольный перезвон, который звучал только в Толиной голове. Но он радовался, что я его тоже слышу.

– Никто не слышит. Только вы…

Я принесла крестик, самый обычный, на веревке и повесила ему на шею.

– Что это? Зачем?

– Это крестик.

– Они не разрешат, не надо. Снимут, пока я сплю, и продадут.

– Не снимут, обещаю.

Странно, но крестик никто не заметил – ни Аня, ни Елена.

Я даже думала позвать батюшку.

– Это еще зачем? – удивилась Аня.

– Он все время про церковь говорит.

– Никогда он не ходил в церковь, никогда не постился, чего вдруг сейчас? И как я это Елене объясню?

– Хорошо, тогда давай его хотя бы похороним как положено. С отпеванием.

– Ладно, надеюсь, это не очень дорого стоит.

Квартира Елены не произвела на меня впечатления. Я ждала чего-то… нет, даже не шикарного, а удивительного, что ли. Оказалась обычная квартира. Маленькая. На верхней полке я заметила книжки, наверняка дочкины. Но больше никаких ее вещей. Неужели Елена все выбросила? Или Толя ее заставил? Нет, он не мог. Ему было наплевать на то, что стоит на полке. Значит, она его настолько любила, что освободила полки под его вещи и уместила вещи дочки на одну полку? Теперь мне стало жаль Ксению. Я ее никогда не видела. Только знала от Ани, что она дает деньги на лекарства и больницы. Я даже хотела поговорить с дочерью, что не надо уж совсем наглеть – пусть берет, но не зарывается. А потом передумала. Пусть Аня берет. Она же не на себя тратит. Ну, оставляет себе немного – на детей. Но ведь отцу все привозит, приезжает. Почему тогда не считать это ее зарплатой?

Тогда, в квартире Елены, я видела Толю живым в последний раз. Как чувствовала. Я пробыла там совсем недолго. Он меня не узнал. Свет в его глазах исчез. Он больше не слышал колоколов. Не разговаривал. Лежал и смотрел в потолок. Он больше не пытался взять мою руку. Я думала, что для меня он умер раньше. Когда ушел к Елене и попросил о разводе. Но по-настоящему он умер для меня в тот день. Я видела, что это конец.

– Дайте мне таблетки. На тумбочке, – попросил Толя.

– Хорошо.

– Мне нужно две.

Я дала ему таблетки, помогла запить. Толя закрыл глаза. Мне даже показалось, что он уснул. Во сне он улыбался.

Я ведь даже не спросила его, что за таблетки. Не знала, можно ему или нет. Он попросил, я дала. Мне и в голову не пришло спросить у Ани – можно ему их пить или нет? Могла ли быть передозировка? Могла, конечно.

Толя умер утром.

Ксения

Мне позвонила Анна и сообщила о смерти Анатолия Петровича. Сказала, что моя мама в неадекватном состоянии и что я должна срочно приехать. Срочно я не могла. Сказала, что приеду вечером, после работы. Аня сказала, что нужны деньги – на похороны. И лучше бы, чтобы я их привезла сегодня же. Она возьмет на себя всю организацию. Я приехала, позвонив на работу.

– Мне очень надо, – попросила я начальника.

– Что-то случилось? – удивился он, поскольку это был первый раз, когда я сказала, что не приду.

– Да, умер… мамин муж, – промямлила я.

– Твой отчим? Конечно, конечно, завтра тоже можешь не приходить. Соболезную, – сказал начальник.

А я очень удивилась. Я никогда не считала Анатолия Петровича своим отчимом, хотя, по сути, он мне таковым и являлся. Мамин муж – это звучало как-то более отстраненно, равнодушно. Отчим – это слово предполагало иную степень близости. Вроде как заменитель отца. Поскольку отца у меня не было, то я не знала, как реагировать на «заменитель». И, конечно, завтра собиралась выйти на работу. Мне не нужны были отгулы.

Я приехала и передала Ане деньги. Мама была в нормальном состоянии. Я бы сказала, в обычном. Ничего особенного я не заметила – она не плакала, не причитала, не рвала на себе волосы. Анатолия Петровича уже увезли из квартиры, чему я была рада. Я могла приехать сразу же, но не хотела… хотела, чтобы его уже не было дома. Поэтому сидела на качелях под окнами и тянула время. Анна что-то пыталась рассказать мне про организацию похорон, но я не слушала. Если честно, вообще не понимала, зачем я там нужна. Посидела, попила чай и уехала. Потерянный день. Мне не было жаль Анатолия Петровича. Так бывает – умер. Неизлечимая болезнь.

Потом были похороны, первые похороны в моей жизни, но не первая смерть. Так уж случилось. Наверное, я все-таки чем-то была больна. Но смерть меня не удивляла и не потрясала. Даже не пугала. Как и предстоящие похороны.

Я с раннего детства сталкивалась со смертью. И прекрасно помнила все случаи.

Мы отдыхали летом на море. Я барахталась на мелкоте. Мне было лет пять или шесть. На берег выходила бабушка. Ей было неудобно выходить из-за галечного дна – она шла, шатаясь, все время падала. Я тогда засмеялась – надо же, бабушка, а ходит как маленькая. Бабушка оступилась, упала в воду и ее тут же накрыло волной. Меня тоже накрыло, но я вынырнула и стала ждать следующую волну. Хотела сказать бабушке, что сейчас будет еще одна, пусть она упадет, тогда ей будет весело. Бабушка смогла подняться и снова упала, и ее опять накрыло волной. Я смеялась даже под водой. Я вообще любила находиться под водой – набирала воздуха побольше и ныряла. Мама знала, что я люблю нырять, и за меня не волновалась. Когда я услышала крики рядом с собой, то сильно удивилась – неужели это меня ищут? Так я здесь. Просто нырнула. Но искали не меня, а бабушку. Ее вытащили на берег и пытались сделать искусственное дыхание. Сбежались люди. Одна женщина, наверное, врач, давила на грудь бабушки. Та не дышала. Мама вытащила меня из воды, и мы сидели на берегу.

– Пойдем? – спросила я.

– Нет, потом, – ответила мама.

Я отчего-то знала, что уходить надо сейчас.

– Бабушка уже умерла, – спокойно сказала я.

– Нет, ее еще могут спасти. Сейчас врачи приедут.

Врачи приехали только через полчаса. Бабушку накрыли полотенцем. Когда ее несли к машине «Скорой помощи», мама вдруг решила, что нам тоже пора. Так что я хорошо разглядела мертвую бабушку и уже тогда поняла, что все умирают.

– Ее сейчас отвезут в больницу и там спасут, – сказала мне мама.

– Нет, не спасут, – ответила я.

Потом, когда я уже училась в школе, в нашем классе появился новенький мальчик. Он был очень красивым, не похожим на всех остальных мальчиков. И звали его удивительно – Томаш. Всех остальных звали Ванями, Федями, Сережами и Димами. А его – Томаш. Все девочки в него немедленно влюбились. Я помню, что у него были удивительные светлые волосы, почти белые. Не светлые, а именно белые. Как белая краска для рисования. Как мел. Волосы я хорошо запомнила. Ни у кого не было таких белых волнистых волос. А потом Томаш исчез. Учительница сказала, что он умер, но мы должны его помнить, потому что он останется в наших сердцах. Я не понимала, почему я должна была помнить Томаша, который проучился в нашем классе меньше года, но постаралась – вот до сих пор помню его имя и его удивительные волосы.