Читать книгу "11 лжецов - Роберт Голд"

всем, и она так меня любила.

Невыносимо видеть, как непоколебимо Дэни верит в то, что мне рассказывает. Я меньше всего хочу копаться в ее детских воспоминаниях, но, если я должен выяснить, кто убил Анжелу Каш, боюсь, другого выхода у меня нет.

– У вас с папой, наверное, скопились и свои приятные воспоминания?

– Полиция. Вот что нас связывало: полиция и память о маме. Даже когда я стала старше, многое из того, что мы делали вместе, было связано с мамой – посещение кладбища, ее дни рождения, рождественские традиции, поездки раз в год в недельный отпуск в прибрежный городок.

– Что за городок? – улыбаюсь я.

– Местечко называется Файли, на побережье Йоркшира. Мама открыла его давно и предложила папе туда съездить. Мне не было и трех лет, когда мы поехали туда впервые. Место было совсем не модное, но нам там нравилось.

– И вы продолжали возвращаться туда с папой?

– Да, все последующие двадцать лет. Ели на набережной рыбу с картошкой фри, гуляли вдоль скал и каждый год брали напрокат катамаран. У меня даже была фотография нас троих: мама держит меня на руках, я ем мороженое, а папа крутит педали. Она сгорела во время пожара.

Я понимаю, насколько важна для Дэни эта связь.

– Ты столько потеряла…

– У меня остались воспоминания.

Официант возвращается с горячим кофе. Я потихоньку пью и не могу отогнать от себя простую мысль: все, что Дэни известно о матери, она узнала от отца. Ее воспоминания могут быть искажены, а то и созданы отцом с нуля. Джек Каш хотел, чтобы она любила Анжелу, чтобы между матерью и дочерью существовала связь, но была ли эта связь на самом деле?

Крепко держа чашку в руках, я подаюсь вперед.

– Помню, в детстве мы с семьей ездили в лабиринт в Хэмптон-Корт, – говорю я. – Мы с Ником и родители. У меня все лицо было в мороженом, по рукам стекало аж до локтей. Я бегал по лабиринту, но упал и ободрал колено. Немного кровоточило, но ничего серьезного. Я чуть не заплакал, когда мама протирала ссадину, но все же сдержался. Забрался обратно в коляску, и мы с мамой устроили гонку с папой и Ником до середины лабиринта. Мы выиграли, и мама тогда так крепко обняла меня, что я до сих пор как будто чувствую на себе ее руки.

Дэни наклоняется вперед, и наши руки соединяются.

– Это прекрасное воспоминание.

– Моей маме нравилась эта история, – продолжаю я. – Нам нечасто выпадали такие дни, когда мы все были вместе и счастливы. Мне тогда не исполнилось даже двух лет, но кажется, что я помню это так, словно это было вчера. Но это были ее воспоминания.

Дэни откидывается на спинку стула и закрывает лицо руками. Я смотрю на нее и вспоминаю, что Памела говорила мне о своем муже. Ради своей дочери Джинни она могла сделать Томаса кем угодно. Я начинаю понимать, что именно это Джек Каш сделал с Анжелой.

Глава 47

Дэни медленно прошла мимо отделения полиции и пересекла Верхнюю улицу. Но вместо того чтобы свернуть через парк к своему дому, она продолжила путь по прямой, пока не добралась до вершины Хадли-Хилл. Посмотрела на аккуратный ряд домов. Один из них, со свежевыкрашенным фасадом, вдруг показался ей таким знакомым, что она ощутила приступ горечи. Несколько минут она стояла там, думая о своей матери – забитой до смерти и похороненной под клубом, о своем отце, после потери работы, которой он посвятил всю жизнь, умершем от пьянства и горя. Что же произошло в этом доме, о чем она забыла?

Ее внимание привлек свет в окне на втором этаже соседнего дома. Она к нему пригляделась, и в памяти мелькнул образ: маленькая спальня и стены, увешанные постерами. Но картинка исчезла так же быстро, как появилась. Расстроенная, она развернулась и пошла в парк, ощущая свежее дыхание ветра. Мыслями она снова вернулась к последним месяцам жизни отца.

– Погода будет ужасная, – сказал Джек Каш дочери, пока та укладывала сумки в багажник машины.

– Пап, мы же не ради погоды едем. Сейчас Рождество, и я не собираюсь провести его взаперти вдвоем с тобой. Нам обоим не помешает на пару дней сменить обстановку.

Дэни знала, что отца надо увезти из Хадли, подальше от того, что его угнетало. Она видела, что неспособность отпустить прошлое медленно его разрушает.

– В любом случае хотя бы не придется готовить.

– Мне всегда нравилось готовить.

– Садись. – Она открыла дверцу машины. – Тебе нравится готовить, потому что все самое неприятное делаю я.

– Только потому, что ты любишь командовать. Твоя мама была такая же – терпеть не могла, когда я пытался вмешиваться.

Дэни улыбнулась. За два дня до Рождества машины из Лондона двигались сплошным потоком, но она радовалась поездке с отцом. На полпути они остановились выпить кофе, и Джек добавил в свой немного виски.

– Что? Ирландский кофе, – сказал он ей, и морщинки возле его глаз разгладились. – Все-таки Рождество.

Приближаясь к Файли, они играли в игру, которую придумали еще в свой первый приезд сюда. На повороте в город, когда перед ними открылась мерцающая голубизна, Дэни с Джеком одновременно крикнули:

– Вижу море!

В этот раз они сошлись на ничьей.

Уже возле отеля Дэни почувствовала, будто вернулась домой: залив освещало солнце, на песчаный пляж накатывались волны, над белеными стенами отеля развевались флаги.

– Чувствуешь, какой воздух? – сказал отец.

Дэни взяла его под руку, и они вместе стали смотреть на залив.

– Я хотела бы жить у моря, – сказала она, пока они шли через аккуратно подстриженную лужайку.

– Тебе бы слишком не хватало Лондона.

– Почему ты так думаешь? – ответила она, прижимаясь к отцу. – Пробки, грязь, преступность… По чему там скучать?

– Что бы ты ни говорила, ты любишь свою работу и делаешь ее хорошо. Через пару недель ты бы уже не знала, куда деваться от безделья. Тебе нравится чувствовать себя в гуще народа. Твоя мама была такой же. Я всегда говорил, что ей будет не хватать города.

Дэни откинула с лица челку:

– Что, не представляешь меня в роли начальницы небольшого отделения у моря? Я бы знала всех в городе, была бы в курсе всех местных сплетен и справлялась с любым мелким конфликтом.

Джек улыбнулся:

– Помяни мое слово, уже через несколько дней ты бы отчаянно захотела вернуться в Хадли.

– Как ты? – Опираясь на перила балюстрады, Дэни повернулась взглянуть на отель. Вот уже два десятка лет