Читать книгу "Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг"

В долгом противостоянии, которому положила начало свадьба старшего сына Георга III, принял участие епископ Корнуольский; женатый человек, он стал на сторону принца, зато его преемник, который был холост, выступил против; поэтому законность брака попеременно то оспаривалась, то подтверждалась… Однако спустя девять лет принца все же вынудили развестись и жениться на принцессе из захудалой династии. Какое разочарование… Он очень хотел вернуться к первой жене, чье благотворное влияние было столь явным, что сама королева-мать тайком попросила ее снова сблизиться с принцем. В Рим отправили посольство; папа решил, что законной является первая жена. Новое супружеское счастье продлилось восемь лет. В это время принц, достигший пятидесятилетия, стал регентом, сменив на престоле потерявшего рассудок отца. И тут старая королевская традиция вновь взяла вверх, и принц вынужден был отстранить свою жену от регентства. Она написала ему потрясающее письмо и прожила еще семнадцать лет в уединении. Что же касается ее мужа, то он умер, прижимая к груди портрет жены.

Люди из так называемого «приличного общества», не желавшие принять признанную папой супругу, пришли в восторг, когда младший брат принца Уэльского герцог Йоркский заключил «истинно королевский» брак с некоей принцессой. Но не прошло и года, как этот законный союз распался; супруги тридцать лет жили порознь, и герцог ни при жизни, ни после смерти не носил у сердца портрет своей жены. Третий сын короля Георга III, столь приверженного нравственности, в двадцать пять лет обвенчался с женщиной, подарившей ему десять детей. В пятьдесят три года он сам стал королем под именем Вильгельма IV; поэтому он тоже был вынужден развестись и жениться на принцессе одного из тех мелких немецких княжеств, которые на протяжении истории в основном играли роль «конных заводов» для иностранных конюшен.

Четвертый сын Георга III Август, необычайно тонкий и чувствительный юноша, в девятнадцать лет влюбился в женщину, которая тоже была «недостойной», — в леди Августу Мюррей. Молодые люди, оба искренне верующие, отправились в Рим, и там они уговорили англиканского священника Гунна, который принадлежал к знатному шотландскому роду, обвенчать их вопреки закону. Поскольку священник терзался сомнениями, Август устроил голодовку; Гунн, испугавшись, сдался и благословил их союз. Они вернулись в Англию, у них родился сын; но о браке стало известно королю, и тот его аннулировал. Молодые люди бежали в Германию. Спустя годы отец все же принудил сына развестись, пообещав ему значительную ренту и титул герцога Суссекского. При этом его супруга носила титул герцогини. Когда она умерла, Августу было под шестьдесят; он женился еще раз и снова на commoner, леди Багген… И комедия продолжалась, только теперь разгорелась борьба за признание второй супруги. 13 апреля 1840 года «Таймс» опубликовала обращение к королеве, свидетельствовавшее о том, насколько в Англии тогда были приняты морганатические браки: «Мы надеемся, что королева не одобрит и не станет терпеть подобную жестокость и несправедливость, ибо если мы отвергнем вторую жену герцога, все честные люди в Империи будут этим возмущены». Поскольку Август был еще и герцогом Инвернесским, королева Виктория присвоила его второй жене титул герцогини Инвернесской: теперь они могли отправиться в Шотландию как герцог и герцогиня Инвернесские; при дворе герцог мог подавать руку герцогине, но к столу королевы она допущена не была. Их надгробные памятники установлены рядом и даже соприкасаются друг с другом, но только на надгробии герцога выбиты буквы «H.R.H.»[61].

Все эти любопытные истории были неразрывно связаны с эпохой пудреных париков, искусно украшенных шпаг, кавалеров, которые убивали друг друга на дуэли, защищая честь дамы, золоченых карет, серебряных пуговиц и бронзовых пушек. Читая об этом в 1936 году, гражданин какой-нибудь республики только посмеивался и чувствовал себя зрителем на оперном спектакле. Но неожиданно он узнавал, что все эти законы по-прежнему действуют, а королевские костюмы оценивают еще придирчивее, чем в раньше.

Макензи в своей замечательной книге пишет: «Во всей этой истории оскорбленной природы, подавленной страсти, разбитых сердец, клятвопреступлений, отвергнутых жен, изгнанных любовниц и детей, лишенных законных прав, ни один епископ ни разу не возвысил свой голос и не выступил против „Royal Marriage Act“, который поощряет грешить против таинства брака. Ни один епископ не осмелился осудить гордыню Георга III, пока ужасные обстоятельства не свели ее на нет. Распущенность, скептицизм и циничное равнодушие духовенства не могут принизить значение законов и порядка, коим обязаны руководствоваться священнослужители; однако нынешним англиканским епископам не следовало бы забывать о трусости своих предшественников; если бы это привело их к покаянию и смирению, то, вероятно, их нравственное влияние ощущалось бы несколько больше».

XIV

Любопытно, о чем думал король Эдуард, закрывая книгу, в которой он прочел о частной жизни своих предков; из нее мы выбрали только несколько типичных историй о любви и разлуке. Может быть, он чувствовал себя подавленным? Наверное, новый папа, желавший служить точкой отсчета для установления новых нравственных границ, смог бы отыскать все смертные грехи в истории предшественников Эдуарда, но для этого ему потребовалось бы углубиться на четыре века назад и погрузиться в совсем другую эпоху. Эдуард не нуждался в том, чтобы возвращаться вспять, к Генриху VIII и его шести женам. Подобные истории случались и в его время: в детстве он не раз здоровался за руку со старым герцогом Кембриджским, женатым на дочери художника Фицджорджа.

Закончив читать, король был более всего потрясен туманностью и расплывчатостью королевского матримониального законодательства, такого же зыбкого, как и неписаные законы, на основе которых монарх строил отношения с министрами и парламентом. Именно это Фокс остроумно называл «достославной переменчивостью британского закона». Но кое в чем можно было не сомневаться, и это подтвердил обзор истории, — в том, что сам король имеет право жениться на ком пожелает, а после развода вступить в новый церковный брак, и что иностранка может стать королевой, если только она не католичка. Неоспоримо было и то, что никто не в силах был лишить его трона, если он не нарушал конституцию, в которой ни словом не упомянуто о королевских браках. Поэтому замыслы короля ни в чем не противоречили ни обычаям, ни истории.

И разве он был не вправе надеяться получить не меньше того, что имели его предки? Время было за него. Не зря же четыре империи исчезли с лица земли всего за несколько недель; Европа еще дрожала от ударов, потрясших ее каких-нибудь двадцать лет тому назад. Монархи избавлялись от устаревших обязанностей и устаревших отношений, строили из себя демократов и соперничали в показной любви к простому люду. В некоторых странах принцы брали в жены бедных девушек из народа или богатых американских наследниц. Диктаторы, всплывшие из безвестности, бахвалились своим скромным происхождением, а Муссолини женил сына на дочери пролетария. Повсюду истинным героем эпохи был Неизвестный солдат, не возражавший, чтобы живые говорили от его имени. Что же до национальности его подруги, то лучшего и придумать было нельзя, поскольку за последние сто лет дружба между Англией и Америкой впервые стала столь крепкой, а главное, столь необходимой Англии.