Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

на полуслове, и зашагала по дороге между домами прочь из Роксбери.

Она вдруг заметила, что уже стемнело. Мирен направилась в сторону заката по бульвару Рокавей к Бризи Пойнт. Джим смотрел на ее одинокую удаляющуюся фигуру. Хотя его первой мыслью было догнать ее и извиниться, он знал, что это только все осложнит.

Как только Мирен поняла, что ушла достаточно далеко и Джим ее не видит, она позволила скатиться первой слезе. Потом появилась вторая, третья… Она не выносила, чтобы кто-то видел, как она плачет. Ей требовалось одиночество, как человеку, который обнимает подушку посреди ночи. Захлебываясь от никому не видимых слез, Мирен поняла, что ненамеренно дошла до другого края полуострова Рокавей. Солнце вот-вот должно было скрыться, и она направилась в сторону пляжа через заросший кустами пустырь между берегом и дорогой.

Выйдя на пляж, Мирен стала наблюдать за заходом солнца, мысленно снова и снова вступая в бой со своими демонами. Она спрашивала себя, почему она такая, почему вся ее жизнь крутилась вокруг того, чтобы отдалять от себя тех, кто приближался к ней. Она чувствовала себя сломленной, несчастной, подавленной, разбитой на куски. Мирен смотрела на тайники собственного сердца словно издалека, будто читала о них в газете, и натыкалась только на те моменты своей жизни, когда ей было одиноко, горько и тоскливо.

Она достала телефон и нашла в списке контактов единственного человека, который мог бы вытащить ее из этого порочного круга. После нескольких гудков женский спокойный голос ответил на другом конце:

– Мирен? Как я рада, что ты позвонила. Я как раз готовила ужин и… Ты не поверишь, у нас сегодня жареные зеленые помидоры. В детстве ты их обожала.

От голоса матери на лице Мирен тут же расцвела улыбка, хотя слезы еще стекали по щекам, будто соревнуясь, кто быстрее пересечет черту уголков губ.

– Мирен, ты меня слышишь? Кстати, пока не забыла: миссис Петерс, наша соседка, постоянно упрашивает меня, чтобы ты подписала ей книгу. Она ходит и хвастается перед всеми, что она меняла тебе пеленки, когда ты была маленькой. Всего один раз! Она сделала это только раз, когда однажды мы устроили дома вечер барбекю, а она воображает, что заслуживает процент твоего гонорара. Сумасшедшая. Нет, ты, конечно, подпиши, но не распыляйся на что-то особо красивое.

Мирен глубоко вздохнула, прежде чем попытаться что-то ответить. Она не хотела, чтобы мама поняла, в каком состоянии она сейчас находится, но мать всегда почувствует горе своего ребенка.

– Мирен? У тебя все хорошо, дочка?

– Жареные зеленые томаты, – наконец произнесла Мирен с комом в горле. – Да, я… Я их обожала. Вот бы мне сейчас оказаться вместе с тобой и папой.

Перед ней мягко бурлил Атлантический океан, и она почувствовала, как ее ног коснулась волна.

– Твой отец не будет ужинать. Он сегодня слопал шесть упаковок «Твинки»[14], так что я запретила ему приближаться к кухне до завтрашнего утра. Помидоры для меня и бабушки.

Услышав, что бабушка дома, Мирен снова улыбнулась.

– Как бабуля?

– Мы купили ей электрический скутер, и теперь она проезжает половину Шарлотт за десять минут. Бабушка наслаждается жизнью. Она просила не говорить тебе, но… Она завела себе жениха.

– Бабуля? – засмеялась Мирен.

Эта новость засияла перед ней, как далекий маяк.

– И знаешь, она его заслуживает. Один мужчина из дома престарелых. Он очаровательный. У них обоих скутеры, и они вместе разъезжают по всему городу. Ты бы их видела. Когда она на своем байке флиртует и смеется, ей будто снова пятнадцать.

– Я… Я так рада за нее, мам.

– Да, дочка. Я знаю.

На некоторое время обе замолчали. Выбрав подходящий момент, мать снова спросила:

– У тебя точно все хорошо, Мирен?

– Нет, мама, – не выдержала она.

Ее голос рассыпался как старое полотно, расползшееся на клубок несвязных между собой ниток.

– Мальчик?

– Нет, мама, – с трудом ответила Мирен.

– Что-то с работой?

– Что-то со мной, мам. Что со мной не так? Почему… Почему я не могу испытывать те же чувства, что и другие? Почему все думают, что я холодная, что мне не больно, что я не… Неживой человек? Я делаю все, что могу. Клянусь. Я просто не хочу… Не хочу, чтобы кто-то снова причинил мне боль. Не хочу, чтобы кто-то снова подумал, что я уязвимая, затащил меня в парк и… Все повторилось.

– Доченька… – прошептала ее мать. – Это не так, солнышко мое. Ты чувствуешь так же, как и другие люди.

– Неправда, мама. Мне ни разу не удавалось полюбить кого-то. Ни разу. Я не испытываю чувств. Я проживаю свою жизнь, будто… Будто все это происходит с кем-то другим. Я внутри нее, да. Но… Все это вне меня. Мне все безразличны. Ничто не заставляет чувствовать себя счастливой, мам.

– Послушай меня. Я буду с тобой откровенна, дочка. Видит бог, я знаю, что после того, что случилось, тебе было очень нелегко. Каждый день я думаю о том, что должна была тебя защитить и не смогла.

– Ты тут…

– Не перебивай, – она повысила голос, сердясь на весь мир. – Но… Ты должна жить дальше, милая. Если ты будешь зацикливаться на той ночи, если все будет завязано на ней, она поглотит тебя. Разве ты не понимаешь? Она уничтожит тебя. Уже прошло столько лет, а кажется, будто это было вчера. В этом вся проблема. Ты должна жить. Начать все с чистого листа. Сделать так, чтобы все произошедшее превратилось лишь в дурное воспоминание. Это было несправедливо. Это было неправильно. Но ты должна сосредоточиться на себе и своем счастье. То, что ты ищешь пропавших людей, помогаешь другим, – это замечательно. И ты не должна останавливаться.

– Но кто поможет мне, мама? Кто?

– Только ты сама можешь помочь себе, дорогая. Но это удастся только тогда, когда ты преодолеешь в себе ту ночь.

Эти слова раздались в голове Мирен, подобно родительским советам, которые она слышала когда-то, еще в те времена, когда жила в Шарлотт. В этот момент перед ее глазами вспыхнуло воспоминание о том, как она играла с родителями в догонялки по всему дому. Потом как мама дотрагивалась до ее носа пальцем в сливках, когда по воскресеньям они готовили блинчики. Внезапно эти идиллические картины начали сливаться с мраком центрального парка Манхэттен и темными фигурами над ней.

– Спасибо, мама… – произнесла она наконец серьезным голосом.

– Мне больно видеть, как ты страдаешь, милая. Если хочешь, мы с папой приедем к тебе на пару деньков.

– Не нужно, мама. Правда. Я справлюсь.

– Точно? – спросила