Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

К тому же… Раз ее нашли, разве ваша работа еще требуется?

– Девять лет назад пропала другая студентка Маллоу – Джина Пебблз. Моя работа здесь еще не закончена. Из вашей школы пропадают подростки, и… Похоже, никто не обращает должного внимания на то, что за последние десять лет пропали две ученицы. Дайте мне поговорить с преподобным, или мне придется приехать сюда с ордером. И, по всей видимости, постановлением об аресте за воспрепятствование проведению расследования.

Агент прошел мимо женщины и вошел в вестибюль «Института Маллоу». Там он свернул направо и двинулся по направлению к девушке-секретарю, которая разговаривала с подростком в униформе, состоящей из серых брюк и белой рубашки. Он открыл дверь и вошел в коридор, куда выходили двери кабинетов и где его на прошлой неделе приняли с такой осторожностью. Женщина, встретившая его у входа, спотыкаясь, бежала за ним следом с перекошенным от тревоги лицом.

– Вам сюда нельзя. Преподобный… готовится к мессе.

– Значит, мессу придется отложить. Мне нужно поговорить с ним.

– Агент Миллер, пожалуйста, не заставляйте меня…

Бенджамин Миллер добрался до кабинета преподобного и попытался войти. Замок был заперт на ключ. Он поспешно заколотил в дверь. Женщина рядом с ним не прекращала что-то говорить, но он ее не слушал.

– Преподобный Грэхем! Откройте дверь. Мне нужно поговорить с вами.

Миллер еще сильнее ударил в дверь. Из зоны администрации прибежала секретарь, чтобы посмотреть, что случилось.

– Простите… Но преподобный не любит, когда его отвлекают во время подготовки к мессе. Мне придется попросить вас уйти и вернуться позже.

– Преподобный Грэхем!

Вдруг послышался треск открывающегося замка, и за ней показался преподобный. Он поприветствовал Миллера, не отпуская ручки двери:

– Агент Миллер? Случилось что-то не терпящее отлагательств?

Преподобный Грэхем был мужчиной лет пятидесяти, с седыми волосами и бородой. Он был одет в узкие серые штаны со стрелками, темные ботинки, свитер с треугольным вырезом, из которого выглядывала белая рубашка, застегнутая на все пуговицы так, что она, казалось, мешала ему дышать.

– Мне нужно поговорить с вами.

– О… Об Эллисон? Какое несчастье. Эта девочка была… Сущей радостью. Она не заслужила такого конца. Но пути Господни… Вы знаете. Так говорим мы, верующие. Мы не понимаем жизни и уж тем более смерти, когда она так трагична и забирает столь юных.

– Это насчет Джины. Джины Пебблз. Она училась здесь. Как и Эллисон. Вероятно, обеих постигла одна и та же участь. Я пытаюсь найти то, что мы тогда упустили.

– Джина Пебблз? – Лицо преподобного приняло удивленное выражение, и затем он продолжил: – Я сейчас занят, мистер Миллер. У меня нет времени. Попросите о встрече с миссис Малькольм. Я прослежу, чтобы вам выделили окошко. Сейчас у нас много работы: экзамены, аттестация местного совета по образованию.

– Я знаю, что у вас сейчас месса, но это важно. Всего десять минут.

Преподобный заколебался и обернулся. За ним Миллер смог разглядеть часть кабинета: напротив директорского стола сидела девочка-подросток с прямыми каштановыми волосами, в плиссированной юбке в клетку.

– Ты не против, если мы продолжим позже? – спросил преподобный у девочки.

Она молча качнула головой, встала и вышла из кабинета, пройдя мимо Миллера, который проводил ее удивленным взглядом.

– Пожалуйста, проходите. И покончим с этим, – сказал преподобный Грэхем.

Глава 20

Роксбери

24 апреля 2011

Двумя днями ранее

Джим Шмоер и Мирен Триггс

Огонь танцует, даже если ты на него не смотришь.

– Что это было, Мирен? – набросился на нее профессор, как только они вышли из дома Пебблзов. Его разозлило ее поведение. – Что тебе вообще в голову взбрело? Все шло хорошо. Нам удалось кое-что узнать. Они начали открываться. Где та журналистка, которую я знаю? Когда ты разговариваешь с кем-то и задаешь вопросы, ты должна забыть всю ту мерзость, что тебе пришлось вынести. Тебе, как никому, это известно.

– Не читай мне нотаций, Джим.

– Всем нам приходилось несладко, Мирен. Всем. Но это не значит, что надо выносить свои проблемы на всеобщее обозрение. Нужно держать себя в руках.

– Они моральные уроды, и кто-то должен был им это сказать. Они избили Джину за это? Бога ради… Мы все в молодости совершали безумные поступки. И это никому не дает права… Рушить наши жизни и делать из нас жертв только потому, что мы женщины.

– Твоя работа заключается не в том, чтобы воспитывать людей, Мирен. Ты должна открыть миру правду о Джине и Эллисон. Выяснить, что они скрывают, и пролить на это свет. Мир сам будет говорить за тебя. Он изменится, если увидит, какая грязь скрывается за правдой. Тебе нужно только найти ее и рассказать о ней так хорошо, как только сможешь.

– Это чушь собачья, Джим. Не стоило мне звать тебя с собой. У меня такое ощущение, что ты… Обращаешься со мной как с ребенком. А теперь ты вздумал читать мне лекции. Чтоб ты знал, единственный журналист среди нас – это я.

– Вот как? Если б не я, они бы тебя даже на порог не пустили. Ты не внушаешь доверия, Мирен. Я спас твою задницу. Ты ведешь себя слишком…

Профессор уже собирался произнести то, что вертелось у него на языке, но слова повисли в воздухе. Он понял, что Мирен этого не заслуживала.

– Говори, – в ярости накинулась на него Мирен. – Договаривай немедленно.

– Нет, Мирен… Давай успокоимся, ладно?

– Ты чертов трус, – в озлоблении бросила она.

– Оставим это, Мирен. Это ни к чему не приведет.

Она фыркнула. Ее гнев было не остановить.

– Вот почему твоя жена тебя бросила, Джим. Ты слабак, который никому не может дать отпор, – произнесла она, не думая о том, как больно ранят его эти слова.

Такие дротики обычно слишком острые, и их бросают с закрытыми глазами.

– Что ты можешь понимать о моих отношениях с женой? Ты ничего не знаешь о причинах нашего расставания. Ничего. И то, что ты рассержена, не дает тебе права говорить с другими так, будто они сделаны из камня. Не все люди похожи на тебя. Не все могут на все наплевать. Твоя травма для тебя центр вселенной. Я всегда был на твоей стороне. Всегда. Ты попала в «Манхэттен пресс» благодаря мне.

– Проваливай, – обиженно приказала она.

Профессор понял, что, обороняясь, он использовал то же оружие, что и она, и попытался отступить, но напрасно. Когда ссора доходит до такой степени, каждое слово превращается в нож, режущий в обе стороны.

– Мирен, я…

– Оставь меня в покое! – заорала она, оборвав Джима