Читать книгу "А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева"

По-моему, я с полчаса, не меньше, сидел и смотрел на него и не мог набраться храбрости, чтобы содрать защитную пленку, которая, казалось, только того и ждала. Она и так уже кое-где отклеилась, так что мне достаточно было бы легонько потянуть за уголок и, даже не вскрывая пакета, отогнуть верхний клапан и заглянуть внутрь, в образовавшуюся щель, чтобы разобрать на первом же белом конверте имя получателя и узнать — если допустить, что я должен его узнать, — знакомый почерк. Я вполне отдаю себе отчет, что рассуждаю о вскрытии пакета так, словно речь идет о раздевании женщины, — с той лишь разницей, что последнее сулит наслаждение, тогда как первое…

Я хочу знать, но боюсь, что это знание меня убьет. Наверное, в следующий раз, когда я решусь, я должен буду действовать не рассуждая.

А пока попробую другой способ, помягче. У меня есть знакомый человек, которому кое-что известно и который, возможно, просветит меня в менее резкой форме.

Как видите, у нас будет передышка.

Пьер-Мари

P. S. Вы правы — мы не Господь Бог.

8 апреля 2013

От кого: Макс

Кому: Пьер-Мари

Старина!

По понедельникам Жози никогда не бывает вечером дома — у нее по расписанию бридж. А раз я вроде бы в состоянии сам за собой поухаживать, то вот она и смылась. Так что я хоть почту смог посмотреть. В конце концов, поручение съездить в Ле-Клуатр ты давал мне, правильно? У нас с Жози один электронный адрес (мы слишком давно женаты), и мы в каком-то смысле стали взаимозаменяемы.

Хотя как посмотреть. Честно тебе скажу: я бы с радостью отдал ей свое второе бедро, лишь бы на операцию она легла вместо меня!

Короче, в чем разница — и огромная! — между Жози и мной, так это в том — и ты сам это знаешь, — что она женщина. Баба до мозга костей, старикан! Следовательно, напрочь лишена мужской солидарности. Когда она мне рассказала, что подсунула тебе эту полудурочную, я чуть кони не двинул. И сейчас пишу тебе специально ради этого. Только учти: она не должна знать, что я тебе писал. Как только отошлю письмо, сразу удалю его отовсюду. Если Жози прознает, мне кирдык. Дай слово, что не протреплешься. Ни словом, ни намеком! Будет скандал века, ты уж мне поверь.

Ладно, язык за зубами ты держать умеешь.

В этом секретном послании я должен сообщить тебе две вещи.

Первое. Ты совершенно прав, что чувствуешь себя в опасности, когда в окрестностях бродит Лисбет П. Дестивель. Я достаточно близко с ней знаком, чтобы утверждать, что она чокнутая. «Жизнерадостная»? Ну да, возможно. Но, на мой взгляд, это политкорректный аналог выражения, означающего, что у нее зудит в одном месте. С тех пор как она овдовела, все пенсионеры Ле-Мана при виде ее трясутся от страха, старина. Даже я сдрейфил, а ты меня знаешь, я аскетом никогда не был. Ладно, сейчас поздно ахать и охать, ее уже не удержать, но я за тебя боюсь. Может, ты, когда рыл бассейн у себя в саду, заодно выкопал подземное бомбоубежище? Если да, то молодец. Если нет, хватай лопату и беги копать. А может, твой дедуля из-под Вердена оставил тебе в наследство старое ружье? Срочно доставай его с чердака! Короче, ты меня понял. Найди любой способ, но спасись от этой психопатки, если, конечно, не хочешь помереть, как Феликс Фор.[13]

Вторая вещь, о которой я хотел тебе сказать, касается твоих странных отношений с девицей из Ле-Клуатра.

Жози убеждена, что ты повредился рассудком. Наверное, поэтому она рассказала тебе не все. Зато мне — все. В своем «отчете» она упустила одну деталь. Не знаю, важна она или нет, сам смотри.

Она написала тебе, что видела фамилию на почтовом ящике, но утаила, что в ящике была почта. Большой конверт, который даже не помещался в него целиком. Жози поняла, что дом заперт, и рискнула потянуть за уголок конверта, чтобы посмотреть, что на нем написано. Святое женское любопытство! Представь себе, конверт был отправлен из комиссариата Девятого округа Парижа.

Поступай с этой информацией как знаешь. Надеюсь, ты не вляпаешься в грязную историю (про Лисбет пока молчу!). Все, Жози вот-вот вернется, надо успеть удалить письмо. Не забудь — это наша тайна! Не проболтайся!

Держись, старичок.

Как только смогу (блин, слышу, машина подъезжает!)

Обнимаю!

Макс

13 апреля 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Глория

Красавица моя, милая Глория!

Пишу тебе из Праги (пригласили во французский лицей), где пробуду до воскресенья, то есть до завтра. Приезжать в этот город без возлюбленного я тебе категорически запрещаю. Если у тебя его пока нет, подожди, пока он появится, и приезжай вместе с ним, иначе испортишь себе всю поездку. То же самое относится к Венеции. Обещаешь?

Наверное, ты удивлена, что я тебе пишу. Действительно, я делаю это нечасто. Но, когда ты прочтешь мое письмо, удивишься еще больше. Нет-нет, не прыгай сразу в конец письма! Ты же знаешь, как писатели это ненавидят. Как-то мне случилось наблюдать такую сцену. Я ехал в поезде, и рядом со мной молодая женщина читала мой роман, да не какой-нибудь, а самый любимый, «Живые и мертвые, Барт». И вот она у меня на глазах полезла на последнюю страницу, чтобы посмотреть, чем кончится история. Я чуть ее не обматерил.

Поэтому, пожалуйста, наберись терпения и прочти все написанное в должном порядке, хорошо?

На Пасху у Никола не было только тебя, но я ни в чем тебя не упрекаю. С тех пор как не стало Веры, ты на семейные сборища ни ногой. И я тебя понимаю. Я сам каждый раз говорю себе, что, думая только о ней, мы будем ощущать ее отсутствие так же явственно, как ощущали бы ее присутствие, и изображать радость, отчего станет только хуже. На самом деле ничего подобного не происходит. Конечно, мы думаем о ней, но в то же время постепенно ее забываем. Жизнь берет свое — вспомни, как люди ведут себя после похорон.

Каждый притащил что-то из еды, мы много смеялись, было шумно, весело и бестолково. В следующий раз обязательно приезжай — будешь приятно удивлена.

Я мог бы позвонить тебе, но предпочитаю написать — так мне проще взвешивать свои слова, а я обязан взвесить каждое. У тебя, со своей стороны, будет время обдумать прочитанное, не отвечая в ту же секунду, что намного комфортнее. Мне не хотелось бы ни подгонять тебя, ни принуждать к чему-либо, ни заманивать в ловушку.

Я хочу поговорить с тобой о той пятнице, когда почти пять лет назад я вечером заезжал за тобой в Лион. Это было в октябре 2008 года, следовательно, тебе был 21 год и ты уже училась в консерватории. Я поехал за тобой потому, что на железной дороге объявили забастовку, помнишь? Вера не смогла, она в те выходные уезжала с коллегами-переводчиками по работе куда-то на юг. Я добрался до тебя поздно, ближе к полуночи, и ты ждала меня в подъезде. На обратном пути я немного заплутал, и мы случайно оказались на улице, которую ты, возможно, узнаешь на прикрепленной к письму фотографии.