Читать книгу "Под Южным Крестом - Луи Буссенар"

– Чтобы я, – воскликнул Пьер ле Галль с несвойственной ему горячностью, – забыл об этом чудном создании Господа нашего! Ты сбился с пути, матрос, забыл, где находится север. Я и сейчас отчетливо вижу ее, вижу ее длинные светлые косы, похожие на спелые колосья… огромные глаза, голубые, как наше прекрасное небо… Слышу ее приятный голосок… Я провел на суше больше месяца, я начал барабанить пальцами по стеклам, тяжело вздыхал, вдыхая запах дегтя, и тогда она сказала мне: «Послушайте, мой милейший Пьер, вы тоскуете по морю, вам надо поскорее вернуться на борт корабля, а затем снова возвратиться. Я буду скучать. Но я буду писать вам. О! Я знаю, что такое тоска по морю… Разве я не дочь моряка? Этой болезнью моряк заболевает на суше…» И поверь мне, ее слова кажутся мне музыкой, они звучат даже чудеснее, чем команда «Готовиться к повороту!». Я слушал их не ушами, но вот этим! – закончил бретонец, стукнув себя в грудь, которая загудела, словно медный гонг.

– Дочь моряка! – грустно повторил парижанин, – она по-прежнему верит, что ее отец был рыцарем без страха и упрека, что он достоин называться матросом, а он опозорил это звание, став пиратом. Ах, Маг, Маг! Дочь Флаксана, главаря морских бандитов! Какое счастье, что нас всего лишь пятеро, кто знает эту страшную тайну. И каждый из этой пятерки – человек чести: месье Андре, капитан, доктор Ламперрьер, ты и я. Наша маленькая сестренка Маргарита будет счастлива.

– Ее отец умер раскаявшись. Его ошибка стерта из памяти. Ты все правильно сказал: ребенок действительно будет счастлив.

– Верно, мой друг, но именно счастье этой девочки и заботит меня сегодня. Видишь ли, чем больше я размышляю, тем меньше верю в случайность всей череды неприятностей, что неотступно преследуют нас. Месье Андре разорился, доктор Ламперрьер разорился, капитан разорился, более того, у него больше нет жалованья, чтобы содержать мать и сестру. И все это случилось за последние два года! И вот месье Андре, желая поправить дела и восстановить потерянное состояние своей приемной дочери, открыл на последние деньги компанию «Planteurs-Voyageurs» в Суматре. Он обратился ко мне сразу же по прибытии. Ты в тот момент был в Тулоне, он призвал и тебя, и мы уехали вместе с доктором. Сначала все шло отлично. Но вот дальше… Мы едем в Макао за кули. Обыкновенная прогулка, в обычное время не сулящая никаких неприятностей. Но мы попадаем в руки пирата, который нас грабит, похищает нас самих и запирает в каюте. И сейчас мы совершенно беспомощны, потому что мы втроем, и один из нас – ребенок, сидим на забытом Богом коралловом острове, где-то рядом с берегами Новой Гвинеи.

– Послушай, – воскликнул Пьер, не пытаясь скрыть эмоции, – неужели ты думаешь, что ко всем ударам судьбы, постигшим нас в последнее время, приложили руку наши враги?

– А почему бы и нет? Что бы там ни было, – сказал Фрике, к которому вернулись задор юности и жажда деятельности, – мы разбиты, но не побеждены. Мы смотрели в лицо опасностям и пострашнее этой, не правда ли? Время идет, и мы еще сможем взять реванш. Именно поэтому нам надо поскорее возобновить наше прерванное плавание, добраться до цивилизованных стран и приступить к энергичной борьбе.

После ночи, проведенной на пустынном атолле, друзья вновь спустили пирогу на воду. И вот трое мужчин, пополнив свои запасы мясом черепах, оставили далеко за спиной коралловый остров, пребывание на котором вызвало в их памяти столь дорогие и столь драматичные воспоминания. Прошло четыре дня. За это время не произошло ничего интересного, если не считать того, что путешественники миновали несколько островов, отделенных друг от друга проливами средней величины. Фрике вполне справедливо решил, что это архипелаг д’Антркасто. Эта группа островов, расположенная рядом с юго-восточной оконечностью Новой Гвинеи, известна только под этим именем. Она также является плодом творчества полипов, и здесь проживают чернокожие аборигены, столь же гостеприимные, что и дикари с острова Вудларк: об этом можно судить по тем проклятиям и угрожающим жестам, которыми островитяне встречали плывущую пирогу.

Из-за папуасов лодка не могла пристать к берегу к бесконечному недовольству Пьера, мечтавшего как следует выспаться на твердой земле и съесть что-нибудь более существенное, чем наспех погруженные на борт фрукты.

Фрике же, напротив, не прекращал задорно хохотать, и время от времени на свет появлялся лукавый паренек из Парижа, обычно скрывающийся под маской прожженного искателя приключений.

– Мастер Пьер, а, мастер Пьер, – посмеивался Фрике, – вам нечего положить себе в рот? Извольте немного подождать, и вам предложат еду, достойную ресторана с бульвара.

– Гм! – ворчал бравый моряк. – Бульвар! Этот бульвар, о котором ты все время твердишь, негодный мальчишка, находится за тысячу миль от нас. А ты глотаешь всю эту дрянь, как будто бы она сделана из отборной пшеничной муки.

– Дрянь?! – возмутился Фрике. – Дрянь эти чудесные ямс, бататы, кокосовые орехи, бананы? Да я ничего подобного не видел в доме Шеве, ни когда я шел завтракать к фасаду Французского театра, ни когда макал в фонтанчик Уоллеса[47]кусок черствого хлеба. Черт возьми, сразу видно, что ты не жил, как я, целых пятнадцать лет в голоде и холоде.

– Зато ты отлично знаешь, что в умеренности в еде я превзойду самого верблюда. Возможно, ты думаешь, что обычный рацион моряка поражает разнообразием и роскошью?

– Тогда почему ты жалуешься?

– Я не жалуюсь. Я «брюзжу», ибо вижу, что мы не слишком-то продвинулись вперед, а время поджимает. И вообще, все так до тошноты однообразно, не правда, Виктор?

– Да, господина, – с неподдельным уважением ответил юный китаец.

– «Да, господина», «Нет, господина», твоя речь не слишком разнообразна, почти как наша еда, мой дорогой малыш, – подхватил Фрике. – Послушайте. Нас здесь трое приятелей, верно? Так к чему все эти церемонии в кругу друзей? Следовательно, мы упраздним «господ» и тем паче это дурацкое «господина», которым ты злоупотребляешь. Зови меня просто, по имени – Фрике.

– Да, господина.

– Скажи: «Фрике».

– Флике.

– Ну, надо же, это мне самой судьбой предначертано, а от нее не ускользнуть. И я проявляю ангельское терпение, хотя оба моих приемных ребенка мечтают снять с меня шкуру живьем. Мажесте, мой черный сынишка, зовет меня «Флики», а мой желтый малыш – «Флике». Это уже можно считать достижением. Все нормально, парень. Что касается этого старого ворчуна, то в его имени много букв «л», чтобы осчастливить тебя.

– Да… Пьелль ле Галль…

На этот раз Фрике зашелся таким безудержным смехом, что бретонский моряк не смог устоять и тоже расхохотался.

– Он действительно презабавный. Ему не достаточно трех «л»! Ему необходимо целых пять. Ха! И жалуйся после этого, Пьелль ле Галль.

Несчастный Виктор, решивший, что он сказал какую-то несусветную глупость, огорченно замолчал. Казалось, еще чуть-чуть – и он расплачется.