Читать книгу "Кладбищенские истории - Борис Акунин"

Первая звезда бейсбола Джим Крейтон (1841–1862) был известенкак «человек-винт».

Это он изобрел крученую подачу, а, отбивая мяч,«завинчивался» таким невообразимым образом, что все только диву давались.Однажды в момент удара раздался странный треск, словно лопнул ремень. Мяч былотбит на славу, Джим обежал полный круг по площадке — и вдруг упал замертво:оказалось, что он порвал себе мочевой пузырь.

Адвокаты:

Роковая случайность

Америка — страна, которую создали (и, должно быть,когда-нибудь погубят) адвокаты. Это их безраздельная вотчина. На Грин-Вудепохоронен великий и ужасный Уильям Хоу (1821–1900), виртуознейший изсудебно-процессуальных краснобаев и крючкотворов. Он специализировался на«особо тяжких», причем состоял на постоянном жаловании у нью-йоркских воров играбителей. За свою адвокатскую карьеру Уильяму довелось защищать 650 убийц.Его выступления были выстроены по всем правилам драматического искусства,особенно удавались мэтру скупые мужские слезы. Шедевром его ораторскогоискусства была речь, убедившая присяжных, что обвиняемая произвела шестьвыстрелов подряд «по чистейшей случайности».

Гангстеры:

Бриться нужно дома

Итальянец с нежной фамилией Анастасия (1903–1957) был боссомзнаменитого синдиката «Мёрдер инкорпорэйтед», бравшего заказы на убийства ивыполнившего в общей сложности около 500 «контрактов». При этом за свою долгуюкарьеру Альберто Анастасия попался с поличным только однажды. Полтора годапросидел в камере смертников, но потом адвокаты добились пересмотра дела, и вовремя повторного процесса обнаружилось, что четверо ключевых свидетелейобвинения пропали без вести… Погубила Анастасию привычка бриться впарикмахерской. Именно там, в кресле, с намыленной физиономией, его иизрешетили киллеры, подосланные коварным Вито Дженовезе.

При всей причудливости своих биографий эти четверогринвудцев безусловно относятся к разряду «типичных представителей». Однакосреди обитателей кладбища есть такие, чья судьба поражает воображение, потомучто такого просто не бывает.

Больше всего мне хотелось посмотреть на могилу самойзнаменитой (вернее, самой скандальной) женщины 19 века Лолы Монтес (1821–1861).Я знал расположение участка и номер могилы, но так ее и не нашел. Это меня неочень удивило — в глубине души я подозревал, что никакой Лолы на самом деле небыло, что ее выдумали газетчики и беллетристы. Недолгая жизнь этойхрестоматийной femme fatale слишком театральна, в ней слишком много роковыхлюбовей и великих любовников, невероятных взлетов и сокрушительных падений. Всамом деле, возможно ли, чтобы обыкновенная ирландская девчонка за нескольколет успела побывать возлюбленной Листа, Бальзака, Дюма-отца, Николая Первого,звездой эротического танца, фавориткой баварского короля Людвига (иправительницей его страны), баронессой и графиней, спириткой, причиной однойреволюции, нескольких судебных процессов и множества дуэлей? Она курила сигары,разгуливала с белым попугаем на плече, с легкостью меняла страны, континенты иподданства. Ее любимой присказкой было: «Когда Лола чего-то хочет, она идет иберет». Ее скандальная карьера закончилась к тридцати годам. Она была вынужденапокинуть Старый Свет, в Новом не преуспела и умерла, всеми покинутая, едвадостигнув сорока. Неудивительно, что я не нашел ее могилы. Как выяснилосьпотом, на камне значится не эффектное «Лола Монтес» и не аристократичное«графиня фон Ландсфельдт», а заурядное имя, с которым женщина-вамп появилась насвет: Элиза Джилберт.

Еще одна загадка Грин-Вуда, будоражившая воображениесовременников, — Молли Фэнчер (1846–1916). В двадцать лет, после несчастногослучая, который теперь отнесли бы к категории ДТП, она оказалась полностьюпарализованной и впала в кому. Последующие полвека, до самой смерти, провела впостели, без сознания, но при этом шепотом отвечала на вопросы. Она видела, чтопроисходит за стенами ее комнаты, могла прочесть запечатанное письмо, предсказывалапожары и прочие несчастья. Одни называли ее шарлатанкой, другие говорили, чтомисс Фэнчер повисла между миром живых и миром мертвых и поэтому ей открытобольше, чем обычным людям. Мне больше нравится вторая гипотеза.

Femme fatale, у которой все в прошлом

Как всякое почтенное кладбище, Грин-Вуд хранит в своиханналах некоторое количество душераздирающих историй на тему «Любовь и Смерть».В трагедиях этого рода содержится некий консервант, делающий их неподвластнымивремени. Драма оборванной любви одинаково волнует и современников, и потомков.Может быть, оттого что всё истинно печальное красиво?

Бедный Теодор Рузвельт. 14 февраля 1884 года на негообрушился страшный удар. В один и тот же день по трагическому стечениюобстоятельств он лишился сначала жены, а через несколько часов и матери. «Светпогас. Моя жизнь кончена», — написал он в дневнике. Так, собственно, ипроизошло. Впоследствии Рузвельт стал полицейским, солдатом, министром, самыммолодым в истории США президентом, но он никогда больше не произносил именисвоей первой жены, потому что она осталась в прежней, закончившейся жизни.

Самая известная из грин-вудских любовных трагедий непо-американски романтична. К готическому монументу Шарлотты Канда (1828–1845)водят экскурсии и сегодня, а в 19 веке сюда устраивались настоящиепаломничества. Дочь бывшего наполеоновского офицера погибла в день своего17-летия: понесли лошади, испугавшиеся грома, карета перевернулась. Безутешныйотец потратил целое состояние на памятник. Роковое число 17, погубившеедевушку, присутствует повсюду: высота обелиска 17 футов, склеп под ним17-футовой глубины, на каменном щите 17 роз. А чуть поодаль, на неосвященнойземле, стоит скромное надгробие жениха Шарлотты — Шарля, застрелившегося ровногод спустя в ее доме. История красивая, но какая-то не американская. Она большеподошла бы парижскому Пер-Лашез. Что поделаешь — французы.

Лично на меня куда более сильное впечатление произвелнаивный барельеф на памятнике Джейн Гриффит (1819–1857). Ничего романтичного:обычная женщина, умерла от сердечного приступа. Скульптор запечатлел миг еерасставания с мужем. Они прощаются на ступеньках своего уютного дома. Онуезжает по каким-то обыденным делам (в углу изображен ожидающий омнибус), Джейнвышла его проводить. Я перевидал много скорбящих ангелов и трогательныхэпитафий, но не знаю ничего пронзительней этого памятника безвозвратно ушедшемусчастью.

Барельеф с памятника Джейн Гриффит

Кладбище есть кладбище, место скорби, сколько его нидрапируй кущами и дубравами. Крепкие же были нервы у пикникующих, еслисоседство с надгробием Джейн Гриффит не портило им аппетита. А впрочем,ньюйоркцев 19 столетия не пугала и собственная могила. Богатый человек УильямНиблоу (1789–1875) выстроил себе мавзолей еще при жизни, разбил вокруг него сад,вырыл пруд, развел там карпов и много лет подряд устраивал у места своегобудущего упокоения званые гарден-парти. И это было не чудачество, а довольнораспространенная практика. Некий капитан Корреджа (1826–1910) поставил себе назаранее купленной могиле памятник из каррарского мрамора: будущий покойникизображен в полный рост, в фуражке, с секстантом в руке. Скульптура былаизготовлена за полвека до кончины моряка, так что к моменту похорон успелапокрыться благородной патиной.