Читать книгу "Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель"

– Что вам от меня нужно? – не выдержал следователь.

– Я бы хотела понять, что вам от меня нужно…

– Хотите, чтобы я извинился, что ли?

– Вы напишите в протоколе, после какого слова я отказалась отвечать.

– Что я, дурак? – простодушно захохотал следователь.

И я тоже засмеялась…

Обвинение выстраивалось вокруг ее причастности к «Ордену Розенкрейцеров». Дело по тем временам нешуточное – речь шла о подрыве государственных устоев.

Еще в 1933 году, когда розенкрейцеры оказались под подозрением, А.И. была арестована, провела под следствием два месяца, после чего ее выпустили. Как потом оказалось, помог ей освободиться из застенков ОГПУ не кто иной, как Максим Горький. Об этом периоде нашей истории Анна Андреевна Ахматова как-то заметила, что это были еще «вегетарианские годы».

В 1937-м с «вегетарианством» было покончено. После нового ареста Анастасии Ивановны следователь не без ехидства заметил: «Теперь он за вас не заступится».

В самом деле, в 1936 году Горького не стало.

Читая недавно открытые секретные материалы допросов, приговоров, судебных постановлений, наглядно видишь, как сооружалось очередное дело, и можно только диву даваться, какая гильотина нависала над любым, даже самым безобидным инакомыслием.

А.И. мне рассказывала, как сутками ее мучили следователи, сменяя друг друга, не давали ей спать. Несменяемой была только яркая лампа, направленная в лицо, и монотонно повторяемые вопросы: «Какая разведка вас завербовала?..» Как теперь видно из этих самых «материалов», даже в нечеловеческих обстоятельствах ей удалось выстоять и при этом никого не оговорить.

Сегодня, спустя более чем восемьдесят лет после этих событий, о розенкрейцерах можно свободно прочитать на сайтах в Интернете. Они исповедовали странное единение мистики и науки. Почитали сплетение Розы и Креста как символов единства Жизни и Смерти. Розенкрейцерам в средние века приписывалось исключительное могущество, власть над природными силами и людьми, способность воскрешать мертвых и создавать в алхимических лабораториях искусственных людей, так называемых гомункулусов. Членами общества были такие ученые и предсказатели, как Парацельс и Нострадамус, а позднее и Фрэнсис Бэкон. К началу XX века розенкрейцеры представляли себе человечество как единый организм, вырабатывающий нравственные и культурные ценности.

В России идеи розенкрейцеров стали особенно популярны после революции в кругах интеллигенции, верившей в возможность существования ноосферы, выход человечества за пределы земного пространства, освоение иных миров. Наиболее ярким представителем и руководителем розенкрейцеров в России называют Бориса Михайловича Зубакина.

Помню, как в одно из первых посещений квартиры Анастасии Ивановны я обратил внимание на нечеткую фотографию в рамке, видимо, переснятую с маленькой и увеличенную. На ней был изображен человек, которого можно было бы принять за прямого потомка Шекспира, – так схожи были их черты.

Взяв фотографию в руки, она стерла ладонью несуществующую пыль, некоторое время пристально разглядывала ее, после чего сказала:

– Необыкновенный, удивительнейший был…

Я заинтересовался этим человеком, но Анастасия Ивановна назвала только его фамилию и от более подробных расспросов уклонилась.

Это был Борис Зубакин.

* * *

…Какой-то пронзительно-яркий день, кажется, конец февраля. Солнце освещает перья лука в банках на подоконнике в кухне на Садовой-Спасской. Анастасия Ивановна рассказывает о своей книге «Королевские размышления», написанной ею в двадцать лет, и о том, как эта книга – по сути атеистическая – была воспринята Василием Розановым.

Те, кто хотя бы немного знаком с биографией Анастасии Ивановны, знают, что в возрасте двадцати семи лет ее взгляды резко, если не сказать диаметрально, переменились. Она фактически дает обет безбрачия. Отказывается от лжи. Далее – вегетарианство, отречение от любого рода излишеств. Атеизм улетучивается, ему на смену приходит глубокая вера в Бога, сохраняющаяся почти до самого конца ее долгой жизни.

Меня всегда интересовало, что именно послужило причиной такой перемены ее мировоззрения. Был ли какой-то внешний толчок? В тот день в кухне на Садовой-Спасской я спросил ее об этом.

Отношения с любимыми людьми, ответила А.И., объясняя произошедший в ее душе перелом, порой складываются таким образом, что ты либо вынужден лгать, либо, говоря правду, причинять страдания другому человеку. И то, и другое для нее стало невозможным.

Позже я начал понимать, что всего она мне не сказала. А может, в те первые годы нашего знакомства и не доверяла мне полностью – в советские времена такого рода вопросы настораживали.

Познакомил Анастасию Цветаеву с Борисом Зубакиным поэт Павел Антокольский. Это случилось в 1922 году в Московском доме литераторов.

О своем мировоззрении Зубакин откровенно написал сам, заполняя анкету во время первого ареста: в графе «партийность» – «свободомыслящий мистический анархист, христианин, в общем христианстве разочарован», а в графе «политические убеждения» – «сочувствую маленьким коллективам – общинам духовного типа».

Родился в Петербурге в 1894 году. Его предки по линии матери были шотландцы, которых привел в Россию Петр I. В 1912 году Зубакин узнает о существовании ложи розенкрейцеров, которую возглавлял Александр Кордиг. Идея, что Душа бессмертна не только мистически, но и физически, ибо основа ее – Свет, увлекает его. Себя и своих «товарищей по ордену» он называет рыцарями Света, а сам орден – «Lux astralis» («Звездный свет»), сокращенно – «LA».

О Борисе Зубакине в Москве ходили легенды. По-видимому, он обладал гипнотическим даром. Андрей Борисович Трухачев рассказывал, как однажды в детстве, узнав о его невероятных способностях, обратился к нему с вопросом, может ли он стать невидимым. Ответ был утвердительным. Дальше происходило вот что: на его глазах «дядя Боря» (Зубакин) сделал несколько пассов, сложил на груди руки «голубем» и стал исчезать, буквально таять в воздухе. Ребенок в ужасе закричал. Стал звать его. К его счастью, «дядя Боря» обнаружился в кухне – весел, цел и невредим.

Борис Зубакин, помимо умения подчинить себе аудиторию, обладал еще и поэтическим даром импровизатора. Андрей Борисович Трухачев вспоминал, как однажды, оказавшись в Доме писателей, стал свидетелем удивительного представления. Он сидел в первом ряду, откуда все было хорошо видно. Неподалеку располагались известные поэты, из которых он хорошо запомнил Владимира Маяковского. На сцене стоял стол, за которым сидела девушка с листом бумаги. Из зала собравшиеся по очереди выкрикивали слова, она их записывала. Слова подбирали нарочно каверзные, такие, чтобы невозможно или крайне затруднительно было подобрать к ним рифму. Набралось триста слов. В зале воцарилась тишина. Справится ли? Зубакин окинул беглым взглядом список слов и попросил убрать повторяющиеся. После чего встал посреди сцены и, не тратя времени на подготовку, на глазах притихших зрителей стал связывать слова в единый текст, напоминающий греческий гекзаметр. Это было настолько необычно, что по окончании версификации зал вспыхнул аплодисментами, криками «Браво!». Часть публики кинулась