Читать книгу "Без жалости - Лоис Гилберт"

Ноа навалился на меня, и наши тела переплелись, а губы слились в бесконечно долгом поцелуе. Когда Ноа наконец от меня отстранился, его глаза блестели.

— А ты отлично целуешься, — сказал он.

Я внимательно посмотрела на него, предоставляя возможность увидеть, как у меня в глазах плещется желание.

Он снова притянул меня к себе, и я вновь ощутила исходивший от него мужской запах — сложный аромат, состоявший из запахов пота, седельной кожи и крема для бритья.

Кожа на шее у Ноа была шершавая, как кора дерева, и такая же темная — должно быть, от постоянного воздействия солнца и ветра. Я отвела со лба густые волосы — они затеняли его синие глаза и свисали неровными прядями — и невольно задала себе вопрос: уж не сам ли он себя стрижет? Если разобраться, ничего удивительного в этом не было: Ноа жил один и общался по преимуществу с лошадьми.

От моих прикосновений выражение его лица смягчилось, а губы раздвинулись в ленивой улыбке. Глядя на Ноа, можно было подумать, что он в отпуске и у него уйма свободного времени.

— Ты ужасно напоминаешь мне одну девицу, которую я когда-то знавал, — сказал он.

Я надавила ему на кончик носа.

— С твоей стороны нетактично говорить об этом в моем присутствии.

— Мы тогда в школе учились, в десятом классе, — продолжал Ноа, словно не слыша моих слов. При этом он продолжал обнимать меня за плечи и прижимать. — На уроках геометрии она сидела передо мной. Каждый раз, когда ее длинные локоны касались моего стола, у меня начиналась эрекция. Смысл всей моей жизни заключался тогда в ожидании этих уроков.

Я громко рассмеялась.

— Ты ей когда-нибудь об этом говорил?

— Нет. Она была подружкой капитана нашей футбольной команды, а у него была привычка колотить всех ее поклонников.

Ноа лежал на спине и продолжал говорить, а я слушала его, прижавшись щекой и ухом к его груди, отчего его голос рокотал у меня в ушах подобно морскому прибою.

— В те годы я был таким застенчивым, что меня с полным основанием можно было бы назвать человеком-невидимкой. Я бы не сказал этой девушке ни слова даже в том случае, если бы она не имела такого грозного возлюбленного. Я вообще тогда больше помалкивал. Никогда не участвовал ни в каких коллективных мероприятиях, не был членом спортивного клуба и уж тем более не отваживался пускаться в разговоры с девицами.

— Тебе обязательно надо было ей сказать, что ты ее хочешь.

Ноа снова лениво улыбнулся мне, потом намотал на палец мой рыжий локон и поцеловал его. При этом он не сводил с меня глаз.

— Я хочу тебя, — произнес он.

Я закинула руки ему за шею и крепко поцеловала, чувствуя, как меня горячей волной захлестывает страсть. Наши поцелуи были для меня откровением — я открывала для себя Ноа, привыкала ко вкусу его губ, пахнувших мятой, и к прикосновениям его языка, горчившего от выпитого им крепчайшего несладкого чая.

Я поняла, что хочу его. Он нравился мне именно таким, каким он был, — с его шершавой, потемневшей от солнца кожей, кривыми ногами ковбоя и неровно подстриженными волосами. Мне и в голову не приходило, что во внешности Ноа можно хоть что-то подправить или изменить в лучшую сторону.

Неожиданно мне захотелось, чтобы он увидел меня обнаженной. Ну и конечно же, мне не терпелось испытать его ласки, почувствовать, как он сосет кончики моих грудей, проводит языком по ложбинке вдоль позвоночника и покрывает всю меня поцелуями — от пальцев ног до рыжей макушки.

Содрогнувшись от вожделения, жарко дыша, я провела кончиком языка по его ушной раковине. Он вздрогнул, как от тока.

— Я хочу тебя, — прошептала я.

Мы, не сговариваясь, поднялись с дивана, после чего Ноа начал меня раздевать. Первым делом он стащил с меня свитер, оставив в брюках и тонкой рубашке, которую я надела поверх лифчика и трусиков. Я расстегнула джинсы Ноа и спустила их вниз на пол. Он расстегнул на мне брюки, стянул их с меня, и я переступила через них. Потом на пол полетели рубашка, трусы и лифчик. Когда мы наконец предстали друг перед другом обнаженными, на лице Ноа проступило выражение страсти, к которой примешивались любопытство и, как ни странно, стеснение. Я, глядя на Ноа, испытывала примерно те же самые чувства.

Ноа зашел в ванную и сразу же вернулся оттуда с небольшим пакетиком из фольги.

— Я могу разложить диван.

— Не надо, — сказала я и поцеловала его. Ноа протянул руку, коснулся моей груди, и я тут же прильнула к нему всем телом, ощутив животом что-то твердое. Я вздрогнула и едва заметно покачнулась: у меня задрожали колени, а ноги ослабли и плохо меня слушались.

Не прошло и секунды, как я снова оказалась на клетчатом пледе, служившем покрывалом дивана. Ноа разорвал пакетик, извлек оттуда презерватив. Тяжесть сильного, мускулистого тела была мне приятна. Я свела ноги у него на спине, стараясь притянуть его еще сильнее. Он вошел в меня сразу — одним быстрым движением.

Я ахнула и с шумом втянула в себя воздух, поскольку была к этому не готова. В следующую минуту, однако, я испытала давно забытое ощущение абсолютной физической полноты и счастья — то, что я впервые испытала, когда училась в школе высшей ступени.

Когда Ноа начал двигаться в моем теле, я вцепилась пальцами в его ягодицы, пытаясь направить его и установить вместе с ним общий ритм. Когда движения Ноа стали приносить мне наибольшее удовольствие, я застонала от наслаждения и начала работать бедрами, совершая движения вверх-вниз вместе с телом Ноа. Они были такими резкими, мощными и слаженными, что, казалось, электризовали окружавшую нас атмосферу. Я подумала, что еще немного — и из воздуха вокруг нас начнут сыпаться искры.

Мы вместе достигли пика страсти и чуть ли не в унисон застонали от нахлынувшего на нас наслаждения. «Как это прекрасно, — подумала я, — и как хорошо, что все это с нами случилось. И почему я, в самом деле, так боялась близости с Ноа? Разве в этом есть что-нибудь дурное?»

В дверь громко и отрывисто постучали. Этот звук прозвучал настолько неожиданно и грозно, что походил на грохнувший во дворе винтовочный выстрел.

Я повернула голову и увидела прижавшееся к оконному стеклу чье-то лицо. В следующую секунду я поняла, что это лицо Эми, и ужаснулась.

Эми мигом высмотрела все, что ей было нужно, после чего лицо у нее исказилось от ярости и она пронзительным голосом закричала:

— Сука ты! Сука и шлюха! Да как ты только посмела!

Я отпрянула от Ноа, стянула со стула свернутую вчетверо конскую попону, расправила ее и в одно мгновение завернулась в нее. Ноа схватил в охапку свою одежду и стал торопливо одеваться. Я подбежала к окну и выглянула во двор. Эми быстрыми шагами шла прочь от домика. Я в чем была выскочила за дверь и закричала вслед дочери:

— Эми, остановись! Эми!..

Эми, не соизволив повернуть в мою сторону голову, продолжала шагать по снежной целине к ферме. Я босиком помчалась следом, проваливаясь по колено в снег и придерживая на груди попону.