Читать книгу "Незримая связь - Анна и Сергей Литвиновы"

Я человек мягкий, и мне очень тяжело решать за кого-то, давить, быть безжалостной. Но тут – ради Гриши и ради себя – я смогла проявить твердость. Ох, как мне было тяжело, – Влада поежилась. – Гришенька ведь, конечно, ни на йоту не верил в мою затею. Упирался, насмехался, ворчал. Принижал меня. Счастье еще, что люди пьющие – на удивление! – легко переносят подъем на экстремальные высоты и почти не страдают от гипоксии. А мне, хотя голова болела еще сильнее, чем в первое мое путешествие по Тибету, видно, высшие силы помогали. Руководитель группы – а отправиться на Кайлас самостоятельно в этот раз я не рискнула – оказался компетентным, строгим, суровым таким походником. Грамотно, день за днем, поднимал нас на высоту, меня постоянно подбадривал, Гришку, когда тот рассыпался в претензиях, жестко обрывал.

Влада улыбнулась, добавила:

– Я поставила Григорию условие: мы с ним для всех в группе не пара, а брат с сестрой. Наплела ему, что полное воздержание и отсутствие отношений личных – необходимы, чтоб ритуал сработал. Истинная причина, конечно, была другой: я считала, что в Дарчене обязательно встречу Цирина, и очень боялась этого. Вдруг он до сих пор считает меня своей королевой? А я являюсь к нему с другим. На чувства горца, – Влада жестко улыбнулась, – мне было плевать. Я опасалась иного: что оскорбленный в лучших чувствах абориген начнет вредить. Тогда шансы на спасение Гриши, и без того призрачные, упадут до нуля.

Притворяться, что мы не любовники, оказалось несложно, – продолжила Влада. – Да вы на Кайласе бывали, знаете сами – на высоте свыше четырех километров не до чувств-с. Выжить бы, дотянуть до конца дня, добрести до постели. И никаких, конечно, двухместных гостиничных номеров – поселили нас по пять человек в комнате, девочки и мальчики отдельно. Григорий – независимый, творческий человек, которого против его воли утащили в «дикую глушь», – с каждым днем становился все несносней. Постоянно ворчал, что еда ужасная, грязь кошмарная, а моя затея – совершеннейший бред. Я сама тоже все меньше и меньше верила в успех. Я же не видела, как Цирин проводил ритуал. Достаточно ли будет оставить у подножия Кайласа Гришину вещь с каплей его же крови да произнести мантру или нужно сделать что-то еще, мне неведомое? Уже не прятаться от Цирина хотелось, но, наоборот, найти его. Броситься в ноги, поведать легенду о больном якобы брате. Попросить о помощи.

Перед восхождением мы провели в Дарчене два дня. Я напоказ бродила по центральной улице, не боялась заглядывать и в сторону от туристических троп, в откровенные трущобы. Интересовалась у тех, кто понимал английский, про моего «принца». Но местные лишь пожимали плечами:

– В поселке его нет. Скорее всего, в горах. А где конкретно, Цирин никому не докладывает.

С одной стороны, это облегчение: я все ж боялась, что «принц» мой заговорит о высоких чувствах, да и одного его взгляда – влюбленного, преданного – могло быть достаточно, чтоб Гриша взревновал. Но и страшно было, что ответственность за совершение ритуала теперь лежит единолично на мне.

Расстаться с чайкой – побрякушкой, что передавалась в их семье из поколения в поколение, я Григория уговорила. Но еще ведь предстояло его кровь пролить…

Однако любимый мой к моменту, когда мы доплелись до южного лица Кайласа, оказался настолько измотан, что согласен был абсолютно на все. Когда я подступила к нему с перочинным ножичком, саркастически молвил:

– Да делай что хочешь. Хоть убивай.

Я полоснула его по руке – неглубоко, чтоб не возникло кровотечения. Обмакнула в кровь чайку, тут же перевязала рану – и бросилась к камню Миларепы.

По счастью, группа наша разбрелась, никто не обращал на меня внимания, и я смогла спокойно произнести мантру Цирина:

– Ра ма да са са сей су хонг.

Положила чайку к подножию камня. Кайлас безмолвствовал, Григорий – в десятке метров от меня – бессильно лежал на снегу.

И вдруг я услышала:

– Кто он?

Вздрогнула, обернулась.

В шаге от меня стоял Цирин. Но как мой юный «принц» изменился! За семь лет, что мы не виделись, румяное, свежее лицо осунулось, покрылось морщинами, волосы поредели. А глаз его – когда-то ярких, по-мальчишески любопытных – я не узнала вовсе. Теперь меня сверлил проницательным взором если не старик, то зрелый, многое повидавший мужчина.

– Цирин… – ахнула я.

– Ты пришла раньше времени, Влада, – скупо улыбнулся он. – Испугалась, что я тебя забыл?

Я в страхе молчала. А тот уверенным тоном молвил:

– Не волнуйся. Я тебя помню и делаю все, чтобы оказаться тебя достойным. Подожди еще немного. Когда будет можно, я сам тебя найду.

Я ужасно растерялась, залепетала, заторопилась:

– Я пришла… я пришла в этот раз не ради себя, не ради нас. Я должна спасти одного человека. Брата. Кроме Кайласа и ритуала, его ничто не спасет! Пожалуйста, помоги мне!

Цирин метнул равнодушный взгляд на Гришу. Молвил с ноткой презрения:

– Он не твой брат, и он слаб. Он не подходит тебе.

Но я упорствовала:

– Почему ты мне не веришь?

– Хорошо, Влада, – устало сказал горец. – Я не могу тебе отказать. Кто бы ни был этот человек, пусть он уйдет отсюда излеченным.

Тибетец внимательно взглянул на меня и со значением повторил:

– Ра ма да са, са сей су хонг.

Но если после моих слов ничего в природе вокруг не изменилось, сейчас подул ветер, солнце на долю секунды скрылось за тучей и немедленно явилось вновь.

– Я выполнил твою просьбу, Влада, – проговорил Цирин. – Но и ты не забывай, что принадлежишь мне. И наше предназначение – быть вместе. Только не сейчас. Позже.

…Таня – она не сводила с рассказчицы глаз – воскликнула:

– Ничего себе! А ваш Гриша не забеспокоился? Не спрашивал – что за парень, почему вы с ним говорите?

– Не спрашивал, – помотала головой Влада. – Я так поняла, он его просто не видел, хотя и находился максимум в десяти шагах. И никто из группы не видел. Мне и самой показалось, что Цирин – после того, как мы поговорили, – не ушел, а будто в воздухе растаял…

А мы благополучно вернулись сначала в Дарчен, потом в Москву. Гриша, упрямец, – в голосе женщины прозвучала неприкрытая нежность – первый раз побежал напиваться еще в Катманду. Не вышло. Точнее – не пошло. Он удивился – но решил не сдаваться. Однако – сколько ни брался за бутылку – не мог сделать ни глотка. Говорил: просто не нравится. В сто раз хуже детского кошмара – молока с пенками.

Я долго не могла поверить в свое счастье. Но ритуал работал! Работал железно! И началась у нас с Гришкой новая, замечательная, очень счастливая жизнь. Что это были за пять лет! Профессиональный успех, нежность, путешествия, громадье планов. Я сначала очень боялась двух вещей: что Григорий все же запьет. Или что Цирин сдержит свое слово, явится за мной. Но время летело, и я расслабилась. Гриша держался. А насчет горца я себя уверила: никогда он не приедет! Он ведь ни фамилии моей не знал, ни телефона. Да и вообще невозможно представить, что тибетский шерп вдруг отправится в Москву делать предложение русской!