Читать книгу "Кладбищенские истории - Борис Акунин"

После недолгого колебания Эраст Петрович выбрал белоекимоно.

На дело он отправился за час до полуночи. Прошел по Банду,главной эспланаде Сеттльмента, миновал мост Ятобаси и оказался на холме, гдерасполагался монастырь Преумножения Добродетели.

Время было позднее, и никого из знакомых Эраст Петрович невстретил — иначе пришлось бы объясняться по поводу странного наряда.

Миновав ворота буддийской обители, вице-консул поднялся чутьвыше — туда, где начиналось Иностранное кладбище. Калитка была закрыта, нодипломата это не остановило. Он засунул за пояс полы своего длинного одеяния ис обезьяньей ловкостью перелез через ограду.

За двадцать лет своего существования кладбище изрядноразрослось — вместе с Сеттльментом. Трудно было поверить, что не столь давноэтот кусок земли принадлежал монастырю секты Сингон — ничего «языческого» здесьне осталось. Лунный свет, просачиваясь сквозь листву, ложился пятнами намраморные распятья, чугунные оградки, кургузых каменных ангелов. Попадались иправославные кресты, наглядное подтверждение российского присутствия на Тихомокеане.

Эраст Петрович шел по каменной дорожке, звонко стучадеревянными сандалиями, да еще насвистывал японскую песенку. На его белоснежномкимоно вспыхивало искорками серебряное шитье гербов.

Вдруг он заметил, что над некоторыми могилами поигрываетточно такое же серебристое сияние. Присмотрелся — и поневоле вздрогнул.

Над перекладиной креста поблескивала паутина, в центрекоторой покачивался огромный черный паучище. Эраст Петрович сказал себе:«Спокойно, это японский длинноногий паук, Heteropoda venatoria, у них сейчаспора ночной охоты». Тряхнул головой и отправился дальше, насвистывая громчепрежнего.

Сзади послышался не вполне понятный звук: какое-то шарканьевперемежку со стуком. Шум быстро приближался, но коллежский асессор его,казалось, не слышал. Остановился подле бамбуковой ограды, за которой начиналасьтуземная часть кладбища. Беспечно потянулся.

— Гнусная мартышка! — просипел по-английски прерывающийся отбешенства голос. — Я тебе покажу, как топтать освященную землю!

И на спину дипломата обрушился удар тяжелого костыля, ноЭраст Петрович так проворно отскочил в сторону, что заостренный, окованныйжелезом конец едва коснулся шелкового кимоно.

— Наглые японские твари! — прорычал одноногий кладбищенскийсторож. — Вам мало поганить воздух языческими курениями и тревожить усопшихсвоими бесовскими завываниями! Ты посмел нарушить ночной покой христианскихдуш! За это ты мне дорого заплатишь!

Произнося эту тираду, Сильвестер продолжал наскакивать нанарушителя ночного спокойствия, размахивая своим устрашающим оружием. Вице-консулбез труда уклонялся от ударов, все глубже отступая в густую тень деревьев.

— Ах, ты так?! — взъярился полоумный калека. — Закопаю подзабором, как собаку!

И метнул в противника костыль, да так сноровисто, чтоФандорин едва успел присесть — иначе железное острие пронзило бы ему грудь.Просвистев в воздухе, оно с хрустом впилось в ствол дерева.

Но и этого Сильвестеру показалось мало.

Раздался звонкий щелчок, и в руке сторожа сверкнуло длинноелезвие навахи. Кажется, он всерьез собрался осуществить свое кровожадноенамерение.

А между тем, отступать коллежскому асессору было некуда:спиной он уперся в дерево, справа был забор, слева — колючие кусты.

Однако Эраст Петрович и не думал отступать. Напротив, онсделал шаг навстречу и поступил с инвалидом не по-джентльменски: из правогорукава кимоно вылетела тонкая стальная цепочка с крюком на конце, обвиласьвокруг деревяшки, заменявшей Сильвестеру ногу, рывок — и сторож грохнулся наспину. Фандорин наступил на руку, сжимавшую нож, а второй ногой нанеснесостоявшемуся убийце три-четыре несильных, но точно выверенных удара,произведших самое благотворное действие: злобный калека перестал изрыгатьругательства и, как пишут в старых романах, совершенно умирился нравом.

— Друг мой, — мягко сказал ему Эраст Петрович. — У меня естьк вам несколько в-вопросов.

Десять минут спустя над бамбуковой оградой взметнуласьбелая, посверкивающая серебром фигура — это вице-консул перемахнул черезперекладину, делившую кладбище на две половины, и оказался на монастырскойземле.

Там он повел себя малопонятным, даже интригующим образом.

По-прежнему нисколько не таясь и, словно нарочно,передвигаясь все больше по освещенным луной местам, Эраст Петрович прямикомотправился к колодцу и отмерил расстояние, отделявшее монастырский источник водоснабженияот пепелища, что осталось на месте Мэйтановой кельи.

Затем точно таким же манером измерил дистанцию от павильонадо сточной канавы и у сей последней задержался: поковырял палочкой почву,зачем-то насыпал немного в мешочек. Удовлетворенно сам себе кивнул.

После этого вернулся к месту, где Сигумо умертвил своюнесчастную жертву, но никаких действий там производить не стал, а просто сел натраву и принялся чего-то ждать, время от времени поглядывая на карманные часы.

Прошло пять минут, десять, двадцать. Миновала полночь,объявив о себе глухими ударами церковного колокола, донесшимися с дальнегоконца Иностранного кладбища.

На поляне ровным счетом ничего не происходило. Кроме,пожалуй, одного: вице-консула явно начинало клонить в сон. Он несколько раззевнул, прикрывая рот ладонью. Голова опустилась на грудь. Эраст Петровичвскинулся, потер глаза, но минуту спустя опять заклевал носом — похоже, дремотастановилась необоримой. Подбородок снова коснулся груди и больше уж не поднялся.Дыхание коллежского асессора сделалось глубоким и ровным.

Где-то на дереве громко заухала ночная птица, но Фандорин непроснулся. Не разбудила его и букашка, предпринявшая рискованное восхождение сворота кимоно на волевой подбородок, а оттуда на щеку и высокий лоб ЭрастаПетровича.

Но стоило в ближних зарослях чему-то хрустнуть — совсемнегромко, как вице-консул немедленно пробудился. Вскочил, в несколькостремительных прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от кустов. Раздвинулветки и обмер.

На суку старой узловатой яблони висела плетеная торба, вкоторой, слегка покачиваясь, сидела Эми Тэрада и смотрела на коллежскогоасессора широко раскрытыми, мерцающими глазами.

Эта зловещая картина заставила Фандорина, человека неробкого десятка, содрогнуться. — Вы?! — воскликнул он. — Вы?! Пигалица неответила, лишь гневно оскалила белые зубки.

Коллежский асессор шагнул вперед и протянул руку, чтобыснять корзинку с ветви, но не успел — сверху ему на голову обрушился ударчудовищной силы, и Эраст Петрович без чувств повалился на траву.

Очнулся он от ноющей боли в темени, которая при этом была нелишена своеобразной приятности. Прежде чем открыть глаза, Фандорин попыталсяразобраться в природе этого странного ощущения — и разобрался. Резь смягчали икомпенсировали два обстоятельства: холод и тепло. Причем холод обволакивалсамый источник боли, лишая ее остроты, а тепло шло снизу, от затылка и шеи.