Читать книгу "Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты помнишь, пьяная скотина, как вчера в ведро для мусора отлил? — начал допрос хмурый Зелепукин.
— Я?! — Максимка побледнел.
— Ты.
— Не может быть!
— А как инкассатору по уху съездил и нос ему расквасил?
— Я?!! — Максимка позеленел.
— Ты.
— Петрович, ты гонишь!!!
— А как достал свой писюн и при всех стал измерять рулеткой?
— Я?!!! — зашёлся в истерике Новиков.
— Ну, не я же.
В помещении повисла надгробная пауза.
— Трындишь ты всё, Петрович, шутки шутишь, — облегчённо рассмеялся Новиков, — пробивоны мне устраиваешь.
— В натуре, так оно всё и было.
— Не помню, значит, не было, — Макс оглушающе икнул и нацедил себе стопку водки.
— Видишь ли, Максимка, пьяный охранник — то же самое, что священник педофил, вещи несовместные.
— Кто бы говорил.
— Посмотри на меня, — приосанился Николай Петрович, — я уже неделю в глухой завязке. Хочешь телефон нарколога тебе дам? Закодируешься, человеком станешь.
— Пошёл ты! — окрысился Новиков, — ещё недавно сам зажигал, а теперь, видишь ли, проповедником заделался.
Зелепукин махнул на соратника рукой и принялся, готовить завтрак.
Давай, полопаем, у тебя же вчера за весь день крошки во рту не было. Ну, что, тебе, Максимка, чаю, кофе?
— А у меня с собой бы-ы-ыло, — дурашливо хихикнул Новиков, доставая из рюкзака третью бутылку водки.
Зелепукин выругался и поплёлся, смотреть график — с кем он дежурит следующие сутки. В соответствующей графе значилась фамилия Новиков.
Жизнь — это неудержимое скатывание вниз по ледяной горке. И чем больше вам лет, тем стремительнее скольжение. Существует единственный способ притормозить время. «Какой же»? — спросите вы. Путешествия, путешествия и ещё раз путешествия. В них время замирает и буксует, удлиняется и растягивается, вмещая в один час приключений больше, чем за год жизни дома. А какие остаются впечатления — у-у-ух, уму непостижимо.
Вы идёте себе по Мадриду, а солнце катится по черепичным крышам, как Колобок по пригоркам, на мостовых спят бродяги, а цвет лица у них лучше, чем у московских артистов. И даже птицы щебечут беззаботнее, и даже продавцы магазинов, где вы ничего не купили, не шипят вам вслед, проклиная вас и всю вашу родню до седьмого колена, а нежно и томительно мурлычут: «Adios».
Или вы гуляете по Равенне и отчётливо понимаете, что это единственный город на земле, где вы хотели бы встретить старость.
Или вы бредёте по Вене, а потом заходите в старинное кафе, заказываете себе штрудель, кофе и, остаётесь в нём на целый день. Действительно, зачем вам гулять по городу, пусть лучше город гуляет вокруг вас.
Я вот что подумал — если в человеческой жизни и есть смысл, то он, прежде всего, в путешествиях. Я не нашёл его ни в карьере, ни в богатстве, ни в творчестве, ни в патриотизме, ни в горе, ни в радости; только в перемене мест.
О чём это я? Извините, заболтался. Хотел рассказать о превратностях славы, а получилось чёрти что. Когда ты колесишь по белому свету, у тебя скапливается так много впечатлений, что их необходимо куда-то складировать и скирдовать. Можно писать рассказы, можно фотографировать, Лёня же заделался живописцем. Сначала у него получалось так себе, но Куприянов был талантлив во всём, за что брался, и его мастерство росло, как на дрожжах. Увы, Россия не лучшее место для пейзажей, у нас слишком мало света, и картины получаются излишне тёмными и депрессивными. Смотришь, допустим, на картину «Осенний лес» и думаешь — а вон, та берёза, на которой художник, непременно, повесится, когда исполнит последний мазок. Потом выясняется, что живописец, на самом деле, отпетый весельчак и гуляка, но с климатом ему явно не подфартило. И картины его не берут, ну, не берут, хоть тресни. И правильно делают — нам чужой тоски не надо, нам своей девать некуда. А с лёниных картин на зрителя стекало столько солнечного света, что в нём можно было захлебнуться. Люди смотрели на его живопись и переносились в те места, где правила бал светотень, но тени было мало, зато света, хоть отбавляй. С куприяновских картин в глаза било южное солнце, дул морской бриз и слышался плеск волн. «Да с твоими картинами никакого курорта не надо», — шутили друганы, — «смотришь на них, и как будто на пляже загораешь».
И всё бы хорошо, но не было у Лёни славы, а художник без славы, что расстегай без начинки — всего лишь тесто, безвкусное и пресное. А как Куприянову хотелось погреться в нежных лучах славы, как хотелось, да, видать, не судьба. От этих грустных мыслей и решил Лёня сгонять, проветриться в Париж — столицу художников и влюблённых.
Гостиница, где он остановился, была не просто бедной, она кичилась своей нищетой. Унитаз, не привинченный к полу, шатался при малейшем прикосновении, душевая кабинка, лишённая стенки, напоминала Одноглазого Джо, а винтовая лестница была настолько древней и затёртой, что наверняка помнила казаков во времена их джигитовки по бульварам. Возле входа в гостиницу отирались высоченные негры, все они были гладкие и ухоженные, прямо лоснились на солнце. Чувствовалось, что они не работали ни дня в своей жизни, и единственное их занятие — слоняться по улицам без дела, без конца здоровкаться с себе подобными и хаять белых буржуёв, погрязших в расизме и ксенофобии. Завтраки в гостинице были чисто символические, зато Лёня лишний раз мог убедиться, как легко наши соотечественники переходят от светской беседы к последней степени остервенения и обратно. Сидят себе две тётки, завтракают и делятся впечатлениями. Всё тихо, чинно, пристойно, чашечки постукивают о блюдечки, бриоши восхитительны, под потолком реют ангелы. Разговор заходит о ценах на туры.
— А сколько у вас стоила путёвка?
— Тридцать тысяч за неделю.
— Мно-о-ого. У меня двадцать три тысячи за две недели.
— Сколько?!
— Двадцать три тысячи рублей.
— За две недели?!
— Угу.
— Не может такого быть!
— Я вам говорю.
— Женщина, всё вы врёте! Не может двухнедельный тур стоить меньше, чем недельный!
— Что, значит, не может! Просто вас тур агентство надуло! И поделом вам, нужно самой Интернет шерстить!
— У меня в тур агентстве свояк работает, он на мне рук греть не будет! Не может двухнедельная путёвка в Париж стоить двадцать три тысячи! Сидит и врёт прямо в глаза, стерва!
— Хабалка!
— Суматовка!
— На себя посмотри, чувырла!
— И как тебя, такую только в Париж пустили!
— Тебя не спросили!
— Ах, ты … с ушами!
— Дристать тебе, не перестать, грымза!
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов», после закрытия браузера.