Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

что не замечают мобилизации в России насколько было возможно, вероятно, из-за того, чтобы оградить себя от обвинений в том, что они могли бы больше сделать для того, чтобы остановить Россию от шага, который безусловно вел к войне.

В любом случае, военное планирование Франции основывалось на предположении, что русские готовились выступить против германской армии через шестнадцать дней после начала мобилизации. Это было обязательство, которое русские давали неохотно. В 1910 г. они надеялись улучшить отношения с Германией. И царь, и кайзер имели множество дружественных встреч в Потсдаме, хорошо освещенных в печати. В начале 1911 г. французы огорчились, обнаружив, что их союзники, не сообщая им, убрали два подразделения с польской границы. Тем не менее в августе этого года французская военная миссия встретила со стороны России больше желания взять на себя обязательства, теперь же она с неохотой согласилась начать кампанию. Президент Пуанкаре посетил в 1912 г. Санкт-Петербург, а Великий князь Николай, дядя царя и инспектор-генерал кавалерии (который стал главнокомандующим в начале войны), посетил французские военные маневры. Планы сотрудничества были подготовлены и оформлены, когда Жоффр посетил Россию летом 1913 г. Он был удовлетворен успешным строительством стратегических железнодорожных путей в России, и в сентябре 1913 г. было подписано военное соглашение, по которому Франция и Россия в случае войны с Германией обязывались предпринять наступательные операции. Франция — на одиннадцатый день, а Россия — после пятнадцати дней. Эти планы основывались на предположении, что «Германия направит большую часть своих сил против Франции и оставит немного подразделений против России» [143]. В то же время французское правительство предоставило России значительный заем на строительство железных дорог и на вооружение.

Со времени марокканского кризиса 1911 г. французы не только укрепляли связи с Россией, но и перерабатывали свои стратегические планы, а также проводили замены в высшем командовании. Когда Жоффр стал начальником штаба и главнокомандующим, он разработал новый план кампании, План XVII. Он основывался не только на наступлении России на востоке, но и учитывал присутствие ограниченных сил Британии на левом фланге линии французской обороны. Действительно, переговоры между двумя генеральными штабами привели к более тесному сотрудничеству, чем осторожные политические контакты между двумя министерствами иностранных дел, так как были более часты и детальны, чем военные переговоры с Россией. Но планы Жоффра основывались на ошибочных сведениях о намерениях Германии: он полагал, что основные силы Германии будут сконцентрированы на границе с Лотарингией, а движение германцев через Бельгию будет ограничено территорией на юге от рек Самбр и Маас. Он считал, что Германия не станет использовать свои резервные дивизии сразу с регулярными войсками. Французы надеялись на одновременное наступление на главные силы Германии, что обеспечило бы быстрое достижение результата. Главная доктрина, которой придерживались французские военные лидеры, — победа будет результатом морального, и материального превосходства, и что желание будет способствовать успеху атаки. Они исходили из положения Фоша, что «если поражение наступает по моральным причинам, победа может быть достигнута также по моральным причинам»[144], а его последователь полковник Грандмассон, один из самых молодых офицеров, сказал об этом еще точней: «Французская армия, возвращаясь к своим традициям, не знает другого закона, а только наступать… Все атаки должны вестись до конца… атаковать врага, чтобы сломить его… Такого результата можно достичь только ценой кровавой жертвы» [145]. Грандмассон был прав относительно цены, но ошибался относительно результата. Такие доктрины нашли выражение в формулировках Плана XVII: «При любых обстоятельствах решение атаковать германские войска, наступая всеми силами, принимает Главнокомандующий» [146]. Когда в 1914 г. было принято решение о движении в Лотарингию, Жоффр предполагал наступать через Бельгию. Еще в 1912 г. он выдвинул эту идею на обсуждение в верховном военном совете. Пуанкаре и большинство членов правительства понимали, что любое нарушение нейтралитета Бельгии Францией и любое движение в Бельгию, до того как германские войска пересекут границу, положат конец всяким надеждам на то, что Британия выступит на стороне Франции. И Жоффр согласился с этим. Тут наконец был ясно утвержден приоритет гражданского правительства над военным руководством. Когда в июле 1914 г. наступил кризис, такое положение сохранялось, и окончательные решения всегда отдавались правительством, а не верховным командованием. Правда, Жоффр, согласовав с военным министром, предпринял некоторые подготовительные меры до возвращения президента и Премьер-министра из России. Как только Пуанкаре и Вивиани вернулись 29 июля, Жоффр начал убеждать их в необходимости занять позиции на германской границе. 30 июля кабинет согласился, но настоял на том, чтобы войска находились на расстоянии 10 км от границы, так как они должны создавать впечатление для Британии и Италии, что в их намерение входит только оборона.

31 июля Жоффр был очень обеспокоен и озабочен, узнав о мерах военной подготовки, принятых германцами, и о числе призывников. В этот день он сообщил кабинету, что «любое промедление с мобилизацией во Франции будет означать, что начало войны пройдет с потерей французской территории и что главнокомандующий должен взять на себя ответственность и отдать приказ» [147]. Кабинет распорядился о дальнейших передвижениях войск, но приказа о мобилизации не отдал, так как правительство до сих пор старалось избежать любых шагов, которые могли быть неправильно поняты Британией. Хотя каждое правительство уверяло других, что их мобилизация является реакцией на приготовления других, военные машины были запущены в действие независимо друг от друга. В конце концов Жоффр убедил правительство разрешить ему объявить мобилизацию 1 августа. Хотя позже французское правительство уверяло, что решение было принято в ответ на объявление Германией «военного положения», известие об этом еще не было получено в Париже, а французское решение о мобилизации уже было принято.

«Мобилизация — это не война», — гласило официальное заявление Франции [148]. И это правда, что большинство мобилизаций, объявленных в последние дни июля и начавшиеся в августе, не обязательно означали, что военные действия начнутся тут же. Во многих случаях была пауза в две недели или более между приказом о мобилизации и готовностью сражаться. Единственным государством, которое намеревалось начать военные действия сразу после объявления мобилизации, была Германия. Германская стратегия основывалась на плане войны на два фронта, подготовленном генералом Шлифе-ном. Он разрабатывал несколько вариантов этого плана, с 1892 г., и остановился на гибельном решении начать войну с наступления на Западе раньше, чем на Востоке. План был закончен в 1905 г., как раз перед отставкой Шлифена, во время величайшего ослабления России[149]. Чтобы одержать победу над Францией, германская армия должна была двигаться через Бельгию и Нидерланды, к границам Франции, где фортификации были наиболее слабые, окружить французскую армию и Париж. В итоге французская армия