Читать книгу "Размышления о Венере Морской - Лоренс Джордж Даррелл"

войны с Персеем, а через несколько лет плодом золотого красноречия Тиберия Гракха стал союз между Родосом и Римом. Да и Клавдий вернул родосцам их драгоценную независимость в ответ на речь, произнесенную пухловатым пятнадцатилетним подростком, ученостью которого восхищались с той же горячностью, с какой впоследствии проклинали его преступления, — я имею в виду Нерона.

Среди великих государств, которые в древности властвовали на морях, Родос стоит то на четвертом месте, то на пятом. Почти двадцать три года в X веке до н. э. флот Родоса славился смелостью и мастерством и мог соперничать с флотом любой из тогдашних морских держав. К тому же родосцы были крупными колонизаторами и купцами, их корабли покрывали расстояние между Родосом и Испанией; возможно, именно они нарекли Родосом город в северо-восточном углу Испании, существует также легенда, что река Рона названа так по имени еще одного родосского поселен ия, основанного у ее устья. На Сицилии ими был заложен великий город Гела, а на Черном море — Аполлония.

Огромные доки существовали еще долго после того, как родосцы утратили господство на море. Но боевой дух властителей морских вод не сломлен по сей день, в чем может убедиться каждый, кто решится на путешествие с ныряльщиками за губками с Калимноса до Бенгази и дальше на запад. Когда Гераклиды[53] подожгли в 204 году до н. э. доки, сгорело тринадцать эллингов, в каждом из которых строилось по три триремы. Корабельщики Родоса работали не только для своих, но и для иностранцев. Говорят, что Ирод Иудейский заказал себе родосскую триеру, а после землетрясения, которое разрушило статую Аполлона, иноземные цари в числе подарков присылали на Родос огромное количество корабельной древесины. Торр добавляет, что среди даров были такие, которые дают основания полагать, что другие государства желали возродить судостроение на Родосе, а именно: железо, свинец, вар, смола, деготь, пенька, волос и парусина. Он также пишет, что однажды женщины Родоса были вынуждены отрезать волосы и отдать их на канаты; и что эти канаты потом многие годы показывали приезжим как редкую достопримечательность. Еще он рассказывает о родосском капитане, который, почувствовав, что корабль его не вынесет шторма, приговаривал:

— Что ж, Посейдон, ты должен признать, что я отправляю его тебе в прекрасном состоянии.

Еще они были выносливыми пловцами… Поджигая осадные машины Деметрия, они запросто возвращались домой вплавь, если их корабли загорались.

Эти фрагментарные сведения и легенды помогают более четко представить образ родосского моряка; сегодня вы увидите его, если у вас есть глаза, в тавернах старого города: он играет в кости, посвистывая в закрученные усы; или ударяет об стол счастливыми игральными картами и ворчит, нашаривая свободной рукой бутылку мастики. А когда уходят корабли ныряльщиков за губками, вы увидите его, с небрежной лихостью сидящего у румпеля, но он точно знает, как одолеть брыкающееся море, — так опытный наездник чувствует свою лошадь; он направляется к берегам Африки. Он почти никогда не оборачивается на ослепительно белые деревни на скалах Сими или Калимноса и не поднимает на прощание руку, когда минует последний мыс, за которым остались алые, белые, голубые, желтые и серые точечки, стоящие на пристани и галдящие, как скворцы.

Поднимаюсь я в шесть часов и босиком иду через дышащий летом сад, чтобы разбудить Э., бросив камешек в ее закрытое ставнями окно; и мы вместе купаемся перед завтраком в холодном море. У муфтия вошло в привычку заглядывать ко мне каждое утро как раз в это время. Он обнаружил, что Э. умеет варить настоящий кофе по-турецки. Для турка с Родоса это редкостное достоинство. Он более не сомневается в том, что я — подходящий жилец. Мы возвращаемся прямо в купальных костюмах, примерно в семь, и видим, что он уже сидит на стуле под ивой, положив один локоть на раскрашенный столик. Пока Мария накрывает стол к завтраку, он что-то тихонько напевает в ожидании кофе. Солнечный свет льется сквозь стропила огромного баобаба, затеняющего дом, выхватывая яркие керамические плошки и озаряя его отрешенное старческое лицо теплым розоватым отсветом красной скатерти. Часто заходит из своего отеля Хойл, и мы вчетвером садимся завтракать в этой солнечной прохладе. Дни, которые начинаются подобным образом, не могут не множить свое совершенство — они как суммы в бухгалтерской книге, растущие в разных графах, — подобное начало может скрасить даже конторскую рутину, убедить даже упрямого Маноли шутки ради заткнуть за ухо цветок. Праздные разговоры, не приводящие ни к чему, кроме подтверждения счастья, столь же праздного, как этот тенистый сад с густыми ароматами цветов, кофе и табачного дыма, смешанными с лучами раннего солнца.

Крестьяночка с Коса — замечательная служанка, но она разделяет все суеверия своего народа. Например, быть беде, если принесешь кому-то невезение или дурные новости. В телеграммах новости почти всегда дурные. Поэтому вместо того, чтобы отдать мне телеграмму, которая пришла сегодня утром, она разорвала ее и спустила в унитаз.

— Я боялась, вдруг там дурные вести, — говорит она.

Когда я ее ругаю, она накидывает на голову фартук и ревет как бык. И что прикажете делать?

Сухое потрескивание цикад на пальме через дорогу. Эвкалиптовые листья ломаются в запястьях с тихим щелчком и планируют на могильные плиты. Влажный шорох гальки в полосе прибоя смешивается с шумом кофейной мельницы и поскребыванием по бокам горшка, когда его отчищают. Вот перечень звуков поздней утренней прогулки.

У Торра есть любопытные сведения о турецком кладбище, которое я воспринимал как сад при вилле Клеобула. В средние века оно было частью сада Великого Магистра. «В 1446 году, — пишет Торр, — здесь в вольере содержался старый страус и два молодых с подрезанными крыльями. Они откладывали яйца в песок и выводили птенцов, просто глядя на эти яйца; питались они железом и сталью. Еще здесь была индийская овца и другие привезенные издалека животные, среди них — собака, которую подарил Великому Магистру султан Баязет. Размером она была с гончую, мышиного цвета, шерсть у нее росла только вокруг рта, а когти были каку птицы. Из-за этих когтей и возникло предание о турке, у которого была птица, каждый год откладывавшая по три яйца; из двух вылуплялись птенцы, а из третьего щенок. Щенка нужно было убрать сразу, как только он пробьет скорлупу, иначе птицы могли его заклевать». Ни единого намека на улыбку в этих записях, беспристрастное сухое изложение ученого англичанина, написавшего лучшую историческую монографию об острове. История, судя по всему, была для Торра делом серьезным. Я так и не смог выяснить, бывал ли