Читать книгу "Дикие истории. Дневник настоящего мужика - Тимофей Баженов"

Я жалела Тюпу. Я вошла к ветеринару, когда он был один, и предложила ему взятку за обезболивающее. Я сказала: «Заплачу, сколько вы скажете». Ветеринар ответил: «Я бы с удовольствием. Но обезболивающих нет — ни за какие деньги». Он прибавил еще, что не надо волноваться, яйца моего кота не первые, которые ему предстоит отрезать.

Боже мой, думала я, слушая дикие Тюпины вопли из операционной, ведь это всего лишь кот. У нас аборты делают без обезболивания, потому что нет лекарств, а я еще чего-то хочу. И мысленно переносила себя под окна абортария и заставляла себя вспоминать, что слышно там. И вспоминала: «Женщина, бриться… женщина, не дергайтесь, вы мне мешаете, женщина, не орите, сейчас будет всё… если будете дергаться, я вас проткну, терпите, наконец, какая неженка… всё, идите, любишь кататься, люби и саночки возить…»

Тюпа выполз из операционной на брюхе и так быстро и безошибочно устремился к выходу, что я едва успела его схватить, прижать к себе, приласкать.

Прошло одиннадцать лет, а он панически боится, когда его выносят из дома. (Дата публикации статьи 1998 год.)

Кулинария закрылась. Мясо стало совсем негде брать. Однажды мы с сыном отстояли четыре часа за костями, к счастью, давали сколько хочешь, и мы взяли шестнадцать килограммов. С этих костей нам удалось настричь порядочно мясинок, хватило надолго.

А потом вдруг витрины нашего универсама заполнились серебряными, почти невесомыми пакетами с сублимированным мясом. Размочишь, можно делать фарш, варить первое — все можно. Я таскала эти пакеты, заботясь, разумеется, о Тюпе. Он очень полюбил эту, видимо, хранившуюся на случай войны в закромах Родины странную продукцию.

Я завалила серебряными пакетами весь дом: ведь это снимало такую большую проблему!

В это время у меня почти каждый день в гостях бывал китайский профессор, специалист по русской литературе. Он перевел на китайский Толстого и Достоевского, теперь его интересовала современная русская литература, он стажировался в университете, а ко мне ходил, стараясь узнать как можно больше о наших писателях и их книгах. Вот пришло время ему уезжать. Я спросила, что он собирается купить жене в подарок. Он был очень смущен, но все же решился выговорить: «Я хотел бы привезти немного мяса… Жена сварила бы мясной обед… Но где взять?..» Я ликовала, что могу помочь другу. Я показала ему серебряные пакеты и сказала, что завтра куплю их для его жены целый ящик. Мы были оба счастливы, что это произойдет.

А утром, придя в универсам, я обнаружила девственно пустые полки. Серебряные пакеты кончились.

Китайский друг увез десять пакетов сублимированного мяса из Тюпиных неприкосновенных запасов. Не скрою: я была удручена своей щедростью, хотя и понимала, что преодолеть ее не в силах.

Вскоре мы стали замечать, что наш красавец делается все менее пушистым. Он стремительно лысел. Он потерял свои роскошные штаны, и задние ноги у него стали как у зайца. Белый пух с груди и живота куда-то делся, открылась розовая кожа. Хвост выглядел жалко.

Мама сказала, что это от сублимированного мяса. И мы перестали его давать. Сами съели.

Стоит вспомнить еще, как Тюпа ел стерлядь… Однажды я увидела у базара лоток, а там какие-то рыбешки. Ни минтая, ни наваги, ни хека, ни тем более трески в продаже не было очень давно. Тюпа получал вечером мясо, злился и кусался. Он очень хотел рыбы. Я прочесывала город — безрезультатно. «Что это за рыба?» — спросила я продавца. И услышала в ответ: «Стерлядь». Я попросила взвесить мне самую маленькую рыбку. Она стоила тринадцать… рублей, тысяч, тысячу триста… я не помню, какие тогда были деньги, но жутко дорого. В семействе, конечно, никто и никогда не пробовал стерлядь. А кот одобрил. А в редакции тогда надо мной потешались: «Народ голодает, а журналистка Иванова кота стерлядью кормит».

Памятен эпизод с подругой Светланой, ныне покойной. Она с двумя коллегами по работе пошла обедать. А перед столовой буфет. И там продавщица кричит: «На развес больше не отпускаю! Кто берет ящик, давайте триста!» «Я беру ящик!» — крикнула Света. И ее коллеги с трудом удержали в руках огромную тяжеленную коробку.

Мужчины лишь прикидываются прагматиками. На самом деле они очень, просто исключительно непрактичны. Они стали приставать к моей подруге с вопросами типа «зачем покупать неведомо что» да «вдруг там что-нибудь ненужное». Светлана отвечала им резко и назидательно: «Что? Что может быть не нужно? Мыло? Прекрасно! Макароны? Отлично! Консервы? Да за любые большое спасибо! В редакцию придем — поделим».

Они этот ящик едва доперли. Оказалась китайская говядина. А может, лосятина. Или китятина. Неважно. Мясо. Сбегали в соседний пустой магазин к мяснику. За топор пообещали ему кусок. Весело делили. Мне досталось пять килограммов, без единой косточки. Надо ли говорить, что это было расфасовано на мелкие кусочки и упрятано в холодильник. Тюпа ел и покрывался пушком.

К мятежу 1993 года он был у нас пушист, многоопытен, независим настолько, насколько никому из нас и не мечталось. Он сам решал, на чьи взобраться колени и кому разрешить себя погладить.

Пока в Останкине была война, пока ночь рассекали трассирующие пули, ревела толпа, ухал гранатомет, искры пожара поднимались в черное небо, мама, сын, кот — все сидели на кухне, где были включены телевизор «Юность», и телевизор «Шелялис», и радиоточка, и приемник. В ту ночь Тюпа не отошел от нас ни на шаг. И ни на минуту не сомкнул глаз. Он камушком сидел на табуретке и не искал места помягче и потеплее. Кот все понял.

Он лег спать лишь четвертого, к вечеру, когда стало ясно, что войны не будет… В пору заграничных кормов Тюпа пробовал все. Но оставался приверженцем прежнего меню: сырое мясо и сырая рыба.

Деньги… Что деньги? Много ли их надо людям, которые привыкли обходиться тем, что есть, и умеют быть предельно неприхотливыми. «А если на хлеб и воду — я хлеб люблю и воду люблю…»

Но вот с котом… Что делать с котом, который пережил перестройку, референдум, путч, мятеж, референдум, выборы в Думу, новую Конституцию, президентские выборы.

Разве этот кот не заслужил право есть то, что привык и любит?»

* * *

После того как была опубликована эта статья, Тюпа прожил еще долго. Он по-прежнему участвовал в политической и экономической жизни страны. Он умер слепым стариком в 2005 году, зимой. Когда я его хоронил, был сильный мороз. Утром того дня я взял его тело, завернутое в белое полотенце, на съемочную площадку. Разжег костер, чтобы растаяла земля. Целый день мы снимали, а костер горел. Я все пробовал землю лопатой. А она все не копалась. Уже было темно, когда один из моих коллег спросил, почему мы не едем в Москву. Я сказал ему, что надо кота похоронить, а костер еще горит…

— Не знал, что твой кот исповедовал индуизм…

Мы смеялись до слез. И весело похоронили его. Моего друга. Я поставил на могиле мраморный памятник. Как человеку.

МУЖЧИНЫ НЕ ПЛАЧУТ

Глава 12

Волчий билет

Однажды весной меня и моих ребят командировали в Волгоградскую область. Начиналась охота на волков. Матерых хищников и их невинных щенков.