Читать книгу "Моника Беллуччи. Кто простит мне мою красоту - Елизавета Бута"

По всем законам жанра, прописанным классиками литературы и кинематографа, роковые женщины должны уничтожать, порабощать и разрушать жизни. Они губили мужчин и погибали сами.

Моника вновь подарила Киану силы жить дальше, и он впервые за долгое время стал улыбаться и ездить на мотоцикле

«Фигура фатальной женщины – женщины-паука – наиболее яркое воплощение женственности в мире нуара. Неодолимо соблазнительная, двуличная и ненасытная в постели – ее толковали как симптом типичной мужской фобии по поводу женщин как существа, способного оскопить и проглотить жертву противоположного пола. Она бросает вызов патриархальному обществу своей независимостью, своим умом и находчивостью. Она никак не вписывается в расхожее представление о том, что женщина в состоянии полностью реализовать себя в качестве жены и матери»[3].

Жизнь всегда интереснее кино, ведь именно она подбрасывает идеи литераторам и кинематографистам, а не наоборот. Моника Беллуччи никогда не стремилась порабощать, лишать воли и разрушать. Она просто хотела быть свободной, и чтобы ей не мешали. Никогда она не заводила романов с целью продвижения по карьерной лестнице. У нее просто не получалось. Даже Карлос Бассо отказался ее снимать в рекламе, как только она вышла за него замуж.

Удивительная способность собирать жизнь из осколков была обратно пропорциональна ее образу роковой красавицы. Точно так же, как Киану умудрялся погружать в депрессию, Монике удавалось всех вытащить из черной полосы. Поэтому вирус неудачника на нее не распространялся.

После съемок в «Матрице» актрисе предложили сыграть роль Марии Магдалены в амбициозном проекте Мэла Гибсона «Страсти Христовы». Вопреки ожиданиям режиссера, Моника не спешила соглашаться на работу. Она всегда очень настороженно относилась к вопросам религии. Сама Моника предпочитает называть себя агностиком:

Я воспитывалась в католичестве, но я агностик: я не могу говорить о вещах, которые не могу объяснить. Я верю в силу энергии, уважаю людей, уважаю жизнь, но, когда я умру, все будет кончено. (Моника Беллуччи)

Соблазнительная Беллуччи в костюме Персефоны

Так получалось, что в ее жизни все лучшие люди не верили в Бога. Джузеппе Торнаторе, подаривший ей лучшую роль, Киану Ривз, Венсан Кассель, ее отец, – все они не были религиозны. Люди же, еженедельно ходящие в церковь, рассказывали гадости у нее за спиной, пытались приложить раскаленную монету к лицу и мечтали увидеть ее проституткой. Атеисты старались быть хорошими людьми здесь и сейчас, а не прикрывали уродство души маской религиозности.

Тем не менее она все-таки согласилась на роль Марии Магдалены в фильме о последних часах жизни Иисуса Христа. В тот момент ее уже стали воспринимать исключительно как голливудскую звезду, отчего она всегда открещивалась.

Начальники Голливуда знают, где я. Они знают, что я в Европе. Забавно, что я встречалась с Терри Гиллиамом в Праге, со Спайком Ли в Париже, а с Мелом Гибсоном в Риме. Так что мне не пришлось покидать Европу, чтобы получить работу в Голливуде. И я думаю, что для меня очень важно продолжать сниматься в европейских фильмах. Я очень счастлива, когда принимаю участие в таких фильмах, как «Малена», «Необратимость» или «Братство волка». Я европейская актриса, а не голливудская. И я не собираюсь меняться. (Моника Беллуччи)

Идея снять фильм на библейскую тематику появилась у Мела Гибсона приблизительно за пару лет до начала съемок, когда его дочь объявила о своем желании уйти в монастырь. Вернее, тогда это желание приобрело вполне осознанную конкретную форму, до этого оно лишь смутно осознавалось.

Кадр из фильма «Страсти Христовы»

Фильм было решено снимать на языках того времени: латыни, древнееврейском и арамейском языках. Это обстоятельство сильно тормозило процесс съемок. Прокатная компания также была не в восторге от такого решения. Избалованный американский зритель не привык читать субтитры во время кинопросмотра. Впрочем, по-настоящему прокатчики испугались от следующего заявления Гибсона: он захотел убрать из фильма субтитры. В картине предполагалось оставить только древние языки. Прокатная компания сказала на это, что разорвет контракт, если фильм пойдет без субтитров.

Безусловно, приятно сняться в настолько успешном фильме. Этот проект казался рискованным. Все меня отговаривали: «Кино даже не на английском, вы никогда не найдете дистрибьюторов! И зачем нужен еще один фильм об Иисусе?». Но, когда я встретилась пару раз с Мелом Гибсоном, он мне сразу понравился. И я поняла, что он талантливый режиссер. «Страсти Христовы» – очень сильный, откровенный и честный проект. Я сама не католичка, я агностик. Я не пытаюсь объяснить то, что объяснению не поддается. Но Марию Магдалину я сыграть хотела. Это классическая роль. (Моника Беллуччи)

Съемочный период «Страстей Христовых» дался актерам тяжело. Больше всего странностей происходило с Джеймсом Кэвизелом, исполнявшим роль Христа. Изначально он даже и не знал, на какую роль пришел пробоваться. Он просто явился к Мелу Гибсону на какой-то фильм. Во время съемок его дважды по-настоящему ударили хлыстом. Он вывихнул руку. В довершение всего его ударила молния, причем не нанеся никаких повреждений.

Кадр из фильма «Страсти Христовы»

«…Марию Магдалину я сыграть хотела. Это классическая роль». (Моника Беллуччи)

Ежедневно Кэвизелу приходилось высиживать семь часов, пока наносили сложный пластический грим. Первую неделю все проходило спокойно, но уже на вторую неделю все тело актера покрылось аллергией, чему Мел Гибсон был очень рад. Актер мог познать истинные мучения во время съемок и придать достоверности своему образу. Аллергия Кэвизела из сыпи превратилась в волдыри и фурункулы, но съемки приостанавливать никто не собирался. Несмотря на то что работали зимой, Джеймс был одет лишь в шкуру льва. Под конец съемочного дня он уже не мог говорить от холода, и его лицо приходилось обдавать горячей водой, чтобы он мог произносить текст. Ну и в довершение всего актеру пришлось нести настоящий деревянный крест на Голгофу. Сооружение, которое Кэвизел несет в фильме, весит семьдесят килограмм.

Роль Марии Магдалены Монике далась непросто. Со всех сторон ее донимали журналисты вопросами о религии и церкви. Она старалась отвечать максимально аккуратно и толерантно. Мэл Гибсон, ортодоксальный католик, в каждом интервью говорил нечто, с новой силой злившее церковь. Всем остальным приходилось с еще большим усердием следить за тем, что они говорят.