Читать книгу "Тайна древней рукописи - Эрика Орлофф"

— Какой мой любимый цвет?

— Розовый.

— Да? Это потому что я в третьем классе перекрасила свою комнату в этот цвет? Но мне он не нравится с девяти лет. Тогда я обожала фиолетовый. А с двенадцати моим любимым цветом стал зеленый.

— Только потому, что…

— Я еще не закончила. Какой мой любимый фильм?

— Ты в принципе обожаешь кино.

— Но любимый только один, пап.

— Понятия не имею. «Крестный отец»?

Я закатила глаза.

— Нет, это твой фильм. Хотя ты почти также любишь «Крестного отца-2». Мой же любимый фильм — это «Завтрак у Тиффани».

— Правда?

— Да, правда. А какое мое самое любимое место в мире?

— Ты обожаешь Гавайи.

— Нет.

— Ну, тогда Манхэттен. Ты всегда любила приезжать сюда с братом твоей матери.

— Точнее.

— Ну и где конкретно?

Я заметила, как он стиснул зубы. Ему не нравилось, когда он не мог дать точного ответа.

— Сад Августа в Гринвич Вилладж. Самое спокойнее место в мире.

— Опять тот парень.

— Да, пап. Тот парень.

— Каллиопа, это ошибка. Любовь в твоем возрасте только отвлекает от занятий, от подготовки к университету, от достижения целей.

— А что если наоборот, делает меня счастливой?

Мой отец прищурился.

— Что?

— Знаешь… есть такая штука, называется эмоции. Счастье, например. Ты, я думаю, слышал об этом, правда?

— Нет смысла грубить, Каллиопа.

— Я не она.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты боишься, что я пойду по ее стопам? Вот почему ты не хочешь, чтобы у меня был парень? Чтобы у меня была своя жизнь? Потому что ты принес ей одни несчастья? Причина в этом? Ты должен удостовериться, что все вокруг тебя несчастны? Я не похожа на нее.

— Я знаю, что ты не она. Твоя мать была…

— Какой?

— Забудь.

— Нет. Какой? Вот оно, пап. Ты никогда мне не рассказывал, что она за человек. А знал ли ты ее? Дядя Гарри говорит, что вы были полными противоположностями. Так почему же ты женился на ней?

Отец пригубил вина, то есть на самом деле это был большой глоток, и моргнул несколько раз, как будто собираясь с мыслями. Мой отец никогда не собирался с мыслями. Он может пуститься в двухчасовой спор без какой-либо подготовки и одержать победу.

— Честно? Забавно, что твой любимый фильм — «Завтрак у Тиффани». Она ведь моя Холли Голайтли.

— Мама никогда не стремилась к светской жизни. Или к деньгам.

— Да. Она была импульсивной, экстравагантной и просто великолепной. Увидев ее однажды, я уже не мог забыть ее. Всю жизнь мне приходилось принимать сложные решения. По-настоящему тяжелые. И я всегда отказывался от своих желаний в пользу того, что будет правильно.

— Что ты имеешь в виду? — сказала я, тыча вилкой в омара и пытаясь не смотреть на отца. Я не понимала, хотелось ли мне узнать больше.

— С малых лет я пошел по стопам отца в юриспруденцию. Мой младший брат, твой дядя Антоний, быстро махнул на все рукой.

— Почему? — Я видела своего дядю всего раза три в жизни.

— Он всегда был неудачником. И от него никогда не ждали ничего выдающегося. И он даже и не думал противиться такому мнению. Но я — совсем другое дело. Отец возлагал на меня все свои надежды.

— А ты не мог поговорить с родителями? Объяснить им, что хотел бы заниматься чем-нибудь другим.

Он покачал головой.

— Речь шла о будущем династии юристов и финансистов. Отец хотел передать мне по наследству адвокатскую контору. Антоний же был волен вступить в студенческий союз, растранжирить свое имущество и спиться.

— А что бы ты стал изучать, если не право?

— Не помню. Каллиопа, это все было так давно. Думаю, я уже не могу вспомнить те времена, когда на меня не возлагали больших надежд. Кажется, когда-то я хотел открыть свой ресторан. Но теперь я обедаю в лучших заведениях и коллекционирую вино. Так что в некотором роде мечта сбылась.

— Так ты ненавидишь своего брата, потому что он мог заниматься тем, чем хотел? А ты должен был покориться правилам?

— Нет, все не так. Просто после юридического факультета и смерти твоего дедушки я продолжал делать только то, что правильно. Бывало, я работал по четырнадцать часов в сутки. Пятнадцать или двадцать дней в месяц я проводил в командировке. В моем портфеле всегда была аптечка. До тех пор, пока… я никогда не забуду… меня пригласили на открытие новой выставки в Музее Уитни. Не в Метрополитен, где опять собралась бы эта толпа снобов, а в новое авангардное место. Меценатом выступил один из моих сумасбродных клиентов — немецкий бизнесмен, обожавший дорогие и странные инсталляции. Он меня пригласил, я и пришел. Правда, до сих пор не знаю почему.

— Судьба. — К этому времени я уже перестала притворяться, будто очень увлечена омаром. Мой отец еще никогда со мной так не откровенничал.

— Я не верю в судьбу, Каллиопа. Но можешь называть это так, как тебе будет угодно. Я вошел внутрь. И увидел ее.

— На вечеринке?

Он улыбнулся.

— Нет, в выставке.

Я рассмеялась.

— Что? О чем ты?

Он кивнул.

— Ты не ослышалась, в выставке. Она была частью инсталляции. Что-то о бездушности современного мира, а она, кажется, олицетворяла привидение, дух компьютера или техники. Я даже объяснить не могу, что вся эта дурь значила. — Он громко засмеялся. Это был не тихий смех, он шел из глубины души, о существовании которой я уже давно забыла. Впервые за долгое время он выглядел гораздо моложе.

— Да лааааааадно, — сказала я, протянув слово как можно дольше. — Так ты увидел маму на выставке в качестве части экспозиции, когда она изображала себя внутри компьютера.

— Именно. Но обстановка была идеальной. Понимаешь, предполагалось, что каждый будет рассматривать ее. Так что я мог смотреть на нее столько, сколько хотел… и это было абсолютно… что и должно было произойти. Я глаз с нее не сводил. И в какой-то момент, хотя она и была духом, трупом или чем-то там еще, она вдруг прекратила игру. Она скинула эту маску и посмотрела прямо на меня. В ту секунду я понял, что никогда еще не хотел так сильно заполучить что-нибудь, как ее.

— А дядя Гарри знает, как вы познакомились?

Отец покачал головой.

— Не знаю. Возможно, да. Хотя не думаю, что кто-нибудь знает. Я и представить себе не могу, как бы объяснял твоему дедушке, что женщина, в которую я по уши влюбился, вон та дикарка, свободолюбивое дитя из произведения искусства.