Читать книгу "Тот, кто приходит из зеркала - Кирстен Бойе"

– А что, если кольцо могло исполнить только одно желание? – спросила я. – Может, оно растратило всё своё волшебство, когда сделало меня маленькой, а затем снова большой?

Раджун покачал головой.

– Нет, свою силу кольцо не растеряло, – сказал он. – Я знаю. Просто уверен.

– Тогда возьми его, – сказала я, сняв кольцо с пальца и передавая его своему спутнику. – Может быть, ты быстрее выяснишь, в чём его сила.

– Я готов, – сказал Раджун и надел кольцо на палец. И это прозвучало так серьёзно и торжественно, что я поняла: дорога, которая сейчас поведёт меня на восток, больше никогда не вернёт меня на запад.

– Я тоже готова, – сказала я.

Мы тронулись в путь, даже не дожидаясь кролика; а когда оглянулись, чтобы помахать на прощание, мрак уже поглотил ферму.

Нас окружала тишина; но в небе, хрипло крича, кружила большая птица.

25

Дорога через пустыню

Пустыня светилась серебром. Белый песок ловил лунный свет и отражал его тусклым свечением, и земля сверкала как во сне.

– Сколько нам идти? – спросила я у Раджуна.

В глубокой тишине мой голос показался чужим. Покой нарушали лишь наши шаги по мелкому песку да тихое дребезжание кувшинов в корзинке.

– Нужно добраться до Бурной Реки, – ответил Раджун, хотя знал, что мне это известно. Не глядя на меня, он шёл вперёд, к горизонту, мутному в серебристом свете. Наш путь казался бесконечным.

Один раз мы устроили привал и попили из кувшинов, а кролик пригубил воды из моей ладони; после этого нести корзинку стало легче.

– До утра мы не успеем, – сказала я. Реки не было видно даже вдали.

Я боялась оказаться в пустыне в разгар дня: боялась испепеляющего солнца и обжигающего песка, боялась ветра, несущего по равнине песок. И несмотря на это, я страстно ждала утра, с его звуками и светом, ждала, когда всё снова станет таким настоящим. Незнакомая, чужая пустыня нагоняла на меня страх.

– Тихо! – шепнул Раджун и опустил корзинку на землю. Издалека донёсся знакомый топот копыт, и этот звук, пусть жуткий и зловещий, был нам знаком. К нам приближались приспешники злодея, но зато мы больше не были одни на этом свете.

– Они скачут мимо, – сказал Раджун, когда топот копыт стих вдали. – Они нас не нашли.

– Но они нас даже не искали! – возразила я. Это ведь было легче лёгкого – обнаружить нас здесь, на бескрайней равнине, залитой лунным светом.

– Они думают, что могут схватить нас в любое время, – сказал Раджун. – Поэтому они и не беспокоятся. Они уже считают нас своими пленниками, потому что мы не сможем пересечь Бурную Реку.

– Это мы ещё посмотрим! – возмутилась я. Хотя в глубине души совсем не была так уверена. Одиночество и негостеприимность пустыни я переносила с огромным трудом.

– Они нападут на нас днём, – сказал Раджун, – когда нещадно палит солнце. Они знают, что на такой жаре мы долго не протянем, что воды нам надолго не хватит и что в скором времени мы погибнем от жажды. И у них есть выбор: позволить нам умереть от истощения или напасть на нас, когда мы, измождённые, не сможем оказать никакого сопротивления.

– Это мы ещё посмотрим, – повторила я, и мои слова отскочили от скал как эхо. – Реку мы перейдём, Раджун, – мы оба! Ты и я! – И я посмотрела на него, надеясь, что он разорвёт зловещие чары, лежащие над этой пустыней и лишающие нас всякой надежды. Я надеялась, что он рассмеётся и скажет: «Конечно! Зачем же мы тогда вообще выступили в этот поход?»

Но Раджун не рассмеялся.

– Пустыня такая большая, – пролепетал он. – Могла ли ты представить, что она окажется такой огромной?

Я поняла, что надежды в нём не больше, чем во мне, но заставила свои ноги двигаться дальше.

– Мы доберёмся до реки и перейдём на тот берег, – упрямо сказала я и подумала о зеркале и о родном доме. Я снова услышала раскаты грома, и снова он прогремел, не приближаясь. – Никогда нельзя сдаваться, Раджун! Мы не сдадимся.

Наконец-то Раджун улыбнулся.

– Я и не собирался сдаваться, Храбрая Воительница, – сказал он. – Но я же вижу, что происходит.

Потом мы шли молча: нас могли утешить только наши голоса – но не наши слова. Я начала напевать свою успокаивающую песенку, которую напеваю всегда, когда мне страшно; я напевала свою песенку, а Раджун играл на губной гармошке, и я почувствовала, что пустыня стала более приветливой, а свет более тёплым.

– Солнце встаёт! – заметила я.

– Что это за мелодия? – спросил Раджун, опустив губную гармошку.

– Это моя утешительная песенка. Разве у тебя такой нет? – спросила я. – Я всегда напевала её дома, когда становилось страшно. – Тут я резко замолчала, осознав, какой глупой я тогда была, боясь того, что сейчас выполнила бы с радостью и лёгкостью.

– Я думал, что это твоя мелодия, – сказал Раджун.

Холодный ночной свет рассеялся, и с первыми лучами утреннего солнца песок засверкал золотистым блеском. Вдали возвышались скалы; а посередине между ними росло одинокое дерево.

– Ты только взгляни на это дерево, Раджун! – воскликнула я. – Где дерево – там и вода. Бурная Река!

Раджун кивнул.

– Давай прибавим шаг, – сказал он. – Нам нужно дойти до неё, пока не стало невыносимо жарко. – И мы выпили по глотку воды, поделились с кроликом и двинулись дальше к скалам. Мы вдруг почувствовали себя увереннее.

– У каждого есть своя мелодия, – объяснил Раджун. Теперь он нёс корзинку один. – Ты не знала? У каждого предмета, каждого человека, каждого растения и животного. И кто сыграет их мелодию, тот сможет их освободить.

– Освободить? От чего? – спросила я.

Раджун пожал плечами.

– Просто освободить, – ответил он.

– Чтобы лягушка снова превратилась в принца? – не унималась я. – Или как?

Раджун задумался.

– О лягушках мне ничего не известно, – заметил он.

– Ты уже кого-нибудь освобождал? – спросила я.

Раджун покачал головой.

– Но я знаю много мелодий, – сказал он и поднёс гармошку к губам, и я стала слушать, а иногда и подпевать.

Он наигрывал весёлые мелодии, а мы всё шли, и солнце поднималось из-за гор всё выше. Он наигрывал весёлые мелодии, печальные и таинственные. И я больше не чувствовала себя чужой и одинокой, и я была рада, что ночь осталась позади.

Когда мы наконец добрались до скал, они уже отбрасывали короткие тени.

– В кувшинах ещё осталась вода? – спросила я.

С тех пор как взошло солнце, головорезов мы больше не слышали. Оставалось надеяться, что вскоре увидим мост.