Читать книгу "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

Пузырь уже поджидал в дверях. На нем был свежий и хрустящий белый халат, в нагрудном кармане блестели две расчески и ножницы, черные усики отсвечивали под носом. Он поклонился даже глубже, чем Якобсен-младший, потом медленно распрямился и поднял красное лицо.

– Сюда, пожалуйста!

Через зал, где спал сморившийся старичок, а пожилые дамы, всегда одни и те же, вязали кухонные прихватки, сидя под колпаками фенов, Пузырь провел их дальше, распахнул дверь, и они зашли в комнату. Здесь парикмахерское кресло стояло у стены, которая на самом деле не стена, а огромное зеркало.

– Прошу!

Пузырь закрыл за ними дверь, размял пальцы и несколько раз обошел вокруг Германа.

– Не хотим ли мы присесть?

– Вы первый.

Пузырь взглянул на маму, потом засмеялся. Положил руку Герману на плечо и выключил смех.

– Я имел в виду тебя.

– Не хочу смотреть в зеркало.

– Ты не хочешь смотреть в зеркало?

Пузырь опять обернулся к маме. Она сделала какие-то знаки руками, и парикмахер снова расплылся в широченной улыбке – усы едва не отлетели.

– Вот и отлично, сейчас мы просто повернем наш стульчик.

Откинув стопор, он развернул стул. Герман вскарабкался на сиденье, и Пузырь принялся давить на педаль, как будто ехал в гору на велосипеде. Потом ему пришлось приспустить Германа пониже, чтоб они оказались на одной высоте.

– Ну а теперь снимем шапочку.

– Вы вроде без шапки, – заметил Герман.

Пузырь покраснел, но это не особо бросалось в глаза, он с самого начала был довольно розовый. Усы беспокойно елозили под носом.

– Я говорил о твоей.

На всякий случай зажмурившись, Герман сорвал с себя шапку. Со всех сторон одышливо сопел Пузырь, его пальцы подобрались совсем близко.

– Как тебя сегодня стричь?

– У меня нет брата!

Герман открыл глаза, Пузырь свои опустил.

– Я сегодня глупости говорю, да?

– Да.

Долгая тишина. Мама сняла пальто и примостилась на стуле у входа. Ей явно было неуютно; она попыталась улыбнуться, но улыбка искривила рот.

– Пойду попью водички, – сказала она тихо.

Пузырь достал сантиметр, наклонился над Германом и давай крутить его голову во все стороны.

– Превосходно…

– Вообще ничего хорошего.

– Волосы кое-где выпали, да. Но голова потрясающей формы! Само совершенство. Как будто мастер делал. Я опять глупости говорю?

– Да.

Пузырь начал снимать мерки. От уха до уха, от лба до затылка, от виска до виска, от пробора до уха, объем прямой и косой… Каждую цифру он записывал в свою тетрадку, все время потел и мурлыкал себе под нос «Танго для двоих». Под конец он отрезал прядку и положил ее в прозрачный пакет.

Он был очень доволен, Пузырь.

– Все будет в лучшем виде. Никто ничего не заметит.

Герман натянул шапку, мама встала.

– Добавьте по сантиметру, – попросила она, – на вырост.

– Конечно. Но вообще-то он эластичный, прекрасно тянется.

Пузырь перевел взгляд на Германа.

– Тебе ж ведь не нужен буйволиный или бараний волос, верно? А у нас лучший европейский волос. Ты себя не узнаешь. В смысле – ты станешь краше прежнего. И тебе не надо будет ходить ко мне стричься. Что скажешь?

– Вас кто стрижет?

Пузырь спрятал ножницы в нагрудный карман.

– Матушка моя. Ей восемьдесят один, – тихо сказал он. – А с усами я сам управляюсь.

Он стал суетливо искать что-то в ящике.

– Сделать такой парик из натуральных волос – это не пять минут. Рассчитать все – целое искусство, уж простите. Парк Вигеланда тоже в один день не построишь. Но у вас и не горит пока. Волос тут пока хватит. Речь о декабре, я думаю.

Пузырь наконец нашел, что искал. Открыл коробку, отогнул тончайшую бумагу и гордо достал двумя руками скальп.

– Но пока ты будешь дожидаться своего европейского шедевра, вот тебе это!

Он торжественно вручил парик Герману, тот похожим движением передал его маме. У мамы сделался вид, будто ей сунули живого угря, и она не знает, как его прикончить. Но парик хоть не трепыхается, как рыба. Лежит себе тихо.

– Прямо из Кореи, – вещал Пузырь. – Как они говорят, синтетический. Очень практично и гораздо лучше, чем ничего.

Он быстро взглянул на Германа и провел большим пальцем по усам, отчего они из черных стали почти пшеничными. Пузырь вытер палец о фартук, и тот покрылся черными пятнышками.

Герман направился к выходу.

– А примерить? – воскликнул Пузырь.

Но Герман уже шагнул в дверь. Мама подхватила пальто, сунула в сумку скальп и кинулась следом.

– Только он жару плохо переносит! – крикнул вдогонку Пузырь и уселся в кресло, чтобы подкрасить усы.

Германа мама нашла под каштаном без каштанов; сквозь голые ветки он рассматривал облака, они сбивались в кучу, чтобы поддать еще снега.

– Ты не хочешь в «Студент»? – спросила мама.

– Оставим до лучших времен, – ответил Герман и стряхнул с шапки снег.

Мама покрепче сжала сумку и сказала так тихо, что к уху впору приставлять лестницу:

– Ты сердишься?

Герман трижды пнул дерево.

– Не знаю. Кажется, начинаю.

Вечером он примерил парик. Заперся в комнате, снял шапку и осторожно надел его на голову. Жмет в затылке и на лбу и чешется возле ушей. Но, возможно, так и задумано. Герман запустил в волосы руку, и его дернуло током. Осторожно прошелся взад-вперед, внимательно прислушался к себе. Очень странное чувство. Как будто бы от двери до окна ходит не он, Герман, а его брат, двоюродный, но у Германа братьев нет. Голова стала тяжелая и неудобная.

Почему-то Герман испугался, не изменится ли у него и голос заодно.

– Корея, – произнес он громко.

Вроде все по-старому.

Корея! Он отыскал ее на глобусе. Хм, неудивительно, что корейцы занимаются париками. Они на другой стороне Земли, народ там, понятно, ходит на головах.

Надо показаться родителям. Узнают ли они его?

Поначалу было непонятно, они только молча переглядывались.

– Тут Герман, – сказал он тихо.

Голос уже изменился и шипел, как радио с помехами. Может, он теперь заговорит вообще по-корейски?

Мама встала и подошла к нему.