Читать книгу "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

– Сейчас познакомишься с двумя моими приятелями. Бяша и Вяша наверняка там. Бяша, между прочим, в пятьдесят девятом поймал исполинский экземпляр, размером с анаконду, представляешь? Он снял с него кожу и на другой год сделал из нее палатку. Честное слово! – Папа остановился и с беспокойством взглянул на Германа. – Сейчас я присочинил немного.

Однако на набережной у «Фреда Ульсена» никого не оказалось. Темные волны медленно накатывали на опоры мостков. С краю была пришвартована старая грузовая шхуна, ее качало, и ветер извлекал скрипучее клацанье из ржавого троса.

Папа огляделся.

– Значит, они попозже придут, Бяша с Вяшей. Это нам повезло, займем лучшие места!

Из клоаки начали спускать канализацию. Папа достал две коробочки и показал, как с ними обращаться. Он трижды взмахнул леской над головой, как ковбой лассо, и забросил; крючок описал красивую дугу, чмокнул по воде и ушел в глубину прямиком к угрям.

Когда подошла очередь кидать Герману, крючок зацепился за ящики на другой стороне дороги.

– Хорошая длина замаха. Давай-ка еще разок, теперь в воду.

Герман снова раскрутил леску, папа сосчитал до трех и крикнул:

– Бросай!

Герман раскрыл ладонь, и крючок упал в воду.

– Подтрави! Отлично лег!

Они вдвоем уселись на краю мостков и стали смотреть на воду. Ничего не происходило. Герман был этому даже рад. Ну а вдруг какой-нибудь угорь только что проплыл мимо Дюнского маяка? Может, он несколько лет плыл, чтобы забраться в такую даль, и теперь приближается где-то в темной толще воды к крючку Германа, выбрав из всех крючков в семи морях именно его? Нет, только не это.

– Запомни, Герман, когда тебе надо снять с угря кожу, ты делаешь надрез по шее, крепко хватаешь его за голову и стягиваешь кожу, вроде как сосиску чистишь. И всё – кидаешь в кастрюлю. А лишних мы потом запечем с картошкой и сыром.

Папа отмотал еще лески и отставил коробочку.

– Что-то я голоден как зверь. Не хочешь по бутербродику?

– Я не голодный.

– А половинку?

Папа опять, конечно, посмеялся, потом развернул пакет, долго вытирал руки о штаны и, наконец, принялся жевать.

– Ты сегодня два пальца в глотку совал? – спросил Герман.

– Я?

Кусок хлеба с колбасой встал у папы поперек горла, и Герману пришлось долго колотить папу по спине, прежде чем бутерброд сдвинулся.

– Ой, еще б немного… – просипел папа, сплевывая в воду. – Спасибо.

Герман присел к банке, достал крючок и стал наматывать леску на большой палец. Папа раскурил сигарету и закрыл лицо облаком голубого дыма. Так они сидели, ветер поменялся и дул теперь в спину, потом разом во всех церквях зазвонили будильники колокольным звоном.

– Сегодня я пальцы в глотку не совал, – сказал папа, – нужды не было.

Они еще посидели молча, потом папа спросил:

– Клюет?

– Нет.

– И у меня нет.

Он вытянул леску и снова забросил ее.

– Странно, что Бяша с Вяшей все еще не объявились.

Говорил папа тихо. Герман несмело взглянул ему в лицо.

– Пап, а у тебя друзей много?

Папа отвернулся к фьорду; он был черный, гладкий, и в нем колыхалось неспокойное небо.

– Ты и мама. Бяша с Вяшей – просто знакомые. Может, они и не придут. Уже зима почти. Сезон кончился.

– Да, зима, – ответил Герман.

Вдруг его дернуло за палец. Леска натянулась, и Герман едва не плюхнулся в воду. По спине растекся холодок. Он думал об угре, который преодолел семь морей, чтобы угодить в запеканку с картошкой и сыром, о склизком угре в сточных водах клоаки, и ему было дурно от этих мыслей. Папа ничего не замечал, палец Германа держался на честном слове, еще секунда – и оторвется, но в это секунду Герман почти бессознательно успел сделать одно движение и даже успел подумать, не будут ли его мучить потом угрызения совести. Он изо всех сил прижал палец к краю жестянки, и леска порвалась с дребезжащим звуком, как лопается гитарная струна. Папа уже вскочил на ноги, Герман поднялся тоже.

– Я его почти подсек. А он леску перекусил…

Он показал жестянку.

– Перекусить такую леску?! – Папа почти кричал. – Это был кит какой-то! Я такого сроду не видал! Он ее откусил?

– Начало клевать, потянуло, и леска лопнула.

– Ничего себе!

– Да уж, ничего себе. Какой-то был огроменный.

– Ты его видел?

– Не успел.

– Герман, я должен съесть бутебродик!

Домой они шли без пропавшего крючка и с пустым рюкзаком. Сезон закончился.

Проходя мимо папиной стройки, оба сбавили ход. Кран свешивался из облаков и едва доставал до земли. Папа открыл было рот, но передумал. Герману тоже надо было кое-что сказать, но слова не шли наружу. Они с папой молча, думая каждый о своем, брели домой по улицам, которые пахли воскресными обедами и черным кофе.

У подъезда папа сказал:

– Слушай, Герман, это был настоящий гигант, тот Бяшин пятьдесят девятого года против него червяк.

13

Герман не хотел идти. Герман не хотел идти с мамой. Герман не хотел идти с мамой к Пузырю. Он вцепился в стул и отказался выходить из комнаты.

Мама стояла в дверях уже в пальто.

– Чего ты боишься? Ты ходил к Пузырю много раз.

– Я не буду носить парик.

– Мы только снимем мерки.

– Ага. Еще раз вы меня не обдурите.

Мама сделала два шага в комнату. Пуговицу она тем временем почти открутила.

– Герман, я никогда не пыталась нарочно тебя обмануть. Ты это знаешь. Пузырь просто посмотрит твою голову, чтобы сделать парик на случай, если он тебе понадобится.

Она вскинула глаза, и до нее вдруг дошло.

– Ты не хочешь снимать шапку поэтому? – тихо спросила она.

Герман кивнул и повесил голову.

– Послушай, Пузырь перевидал все на свете головы и волосы. Он видел волосы, которые растут внутрь головы, и женщин с бородой и усами.

– Незачет.

– Можем после него сходить в «Студента».

Герман наморщил лоб.

– И заказать банановый сплит. С вареньем из смородины и шоколадным соусом.

Герман молча слушал.

– И малиновый коктейль молочный.

Герман задумался.

– Ну если так… – сказал он наконец.

Всю дорогу вверх по Габельсгатен он полз, как будто смазал подметки клеем. Но как ни затягивал путь, а все-таки оказался в конце концов у парикмахерской. Странно, если вдуматься.