Читать книгу "Размышления о Венере Морской - Лоренс Джордж Даррелл"

решение этого спорного вопроса, предложив читателю весьма правдоподобную историю о том, что, когда Харес, автор проекта, представил смету и чертежи, ему велели увеличить размеры статуи вдвое; так он и сделал, но поскольку все деньги, выделенные на постройку, были уже истрачены, он покончил жизнь самоубийством, и осуществил его проект Лахес. На возведение статуи ушло двенадцать лет, и простояла она еще пятьдесят шесть, пока не рухнула во время землетрясения 227 года до н. э.

Места, где она стояла, так до сих пор с точностью никто и не установил, нет у нас и описания ее позы, дошедшего из сколько-нибудь надежных источников. Споры относительно места расположения и позы имеют все шансы длиться вплоть до следующего землетрясения, в результате которого — а почему бы и нет — весь остров Родос может уйти под воду, оставив потомкам легенды, призрачные, как и те, что легли в основу мифа об Атлантиде. В любом случае, история о том, что статуя стояла, расставив ноги и упираясь ими в берега Родосской гавани, — всего лишь средневековая выдумка. И здесь следует признать, что и сама по себе слава Колосса по большей части зародилась именно в Средние века. «В древности он не привлекал к себе особого внимания; с точки зрения чисто эстетической это явно был не шедевр, что же касается размеров, то и в этом отношении статуи, возведенные в более ранние времена, вполне могли с ним тягаться, а позже возводились статуи и побольше него». Правда, в список Семи Чудес Света он все же был внесен — собственно, этому обстоятельству он по большей части и обязан тем, что в Средние века стал общеевропейской знаменитостью.

Пятьдесят шесть лет Колосс стоял как дань уважения великой осаде, а затем случилось одно из тех внезапных землетрясений, которым до сих пор подвержена значительная часть Эгейского региона. Город был разрушен. Храмы, арки, статуи — буквально за день от них ничего не осталось. И в этом лесу рухнувших статуй Колосс стал всего лишь одной из жертв того памятного дня в 227 году до н. э. Надпись, не так давно обнаруженная Сэндом, категорически запрещает родосцам возводить статуи, сверх уже имеющихся, в храме Асклепия. Землетрясение со всей очевидностью продемонстрировало необходимость ограничивать количество священных идолов в храмах: эхо от падающих статуй и рушащихся общественных зданий достигло самых дальних оконечностей цивилизованного мира. В течение девяти столетий фигура Бога Солнца лежала в самом жалком виде — в городе, который она когда-то украшала. И только в VII веке ее останки продали какому-то сирийскому еврею, а тот на верблюдах переправил их на Ближний Восток, для переплавки. Судя по всему, металл пошел на подготовку к очередной войне. Такова извращенная, но не лишенная своеобразной поэзии логика нашей жизни. Как бы то ни было, сумма сделки до нас не дошла; вероятнее всего, еврею этот металлолом обошелся недорого; история гласит, что ему потребовалось девятьсот верблюдов, чтобы перевезти этот груз. «Для перевозки двадцати тонн металла, — холодно замечает на сей счет Торр, — понадобится 90 верблюдов, не более того».

О том уважении и той любви, которыми Родос пользовался в античном мире, свидетельствуют события, последовавшие сразу после землетрясения: город был разрушен до основания, но его союзники тут же начали переправлять на остров богатые дары, деньгами и продовольствием. Птолемей, этот проницательный охотник за редкими книгами, был глубоко тронут случившимся несчастьем; цари других соседних государств не менее энергично взялись помогать родосцам. Средства потекли рекой — и немалая их часть, вне всякого сомнения, предназначалась для восстановления статуи Бога Солнца. Родосцы и сами вроде бы горели желанием восстановить ее, но им помешало более чем странное вмешательство со стороны. Дельфийский оракул высказался против. Если Бог Солнца опять встанет на прежнее место, гласило прорицание, последуют худшие несчастья. Граждане Родоса, памятуя о том, что хюбрис[47]всегда влечет за собой воздаяние, отказались от задуманного.

Немало чернил было изведено на то, чтобы хоть как-то прояснить эту загадку. Почему оракул в Дельфах, признанном центре почитания Аполлона, послал и без того несчастным родосцам настолько неблагоприятное пророчество? Злые языки поговаривали, что родосцы просто нашли богатым денежным дарам соседних государств куда более удачное применение и даже что они заключили некую тайную сделку со жрецами оракула, дабы получить именно такое пророчество, которое избавило бы их от досадной необходимости заново отстраивать Колосс. А еще ходят слухи… однако, здесь, как выразился Торр, наши данные становятся далеко «не достоверны»; Гидеон в подобных случаях говорит, что «где тонко, там и рвется». Я предоставляю читателю самому поблуждать в закоулках научных полемик, среди привычных там лазеек и уверток. Мы и сами, бывало, целые дни напролет про водили в спорах о судьбе Колосса; а после обеда отправлялись в гавань, чтобы понырять и оглядеть дно (следуя одной из безумных теорий Гидеона о том, что Колосс стоял на восточной дамбе и, следовательно, хотя бы некоторая часть фрагментов могла упасть в воду). И для меня с тех пор сама эта история неразрывно связана с воспоминаниями о чистом солнечном свете и о танцующей веренице летних дней, проведенных в дружеской смешливой болтовне на брегах катящего пенные валы Эгейского моря. А чего еще желать?

Глава V

В саду виллы Клеобула

Сложно передать необыкновенную тишину этого сада, ведь вдоль него и в самом деле идет главная дорога, и явственно слышен шум моторов; но заросли олеандров и низеньких сосен так густы, и тень, в которой стоит дом, так глубока, что звук этот расплывается и смешивается с прибрежным шорохом моря на востоке. Здесь мы собираемся вечерами выпить и поболтать, усевшись на плетеные стулья вокруг раскрашенного столика, слушаем в сумерках плоские тусклые звуки какой-то забытой фуги, доносящейся до нас из старого граммофона, предмета особой гордости муфтия. Здесь, в саду, Гидеон и Хойл разыгрывают бесконечные шахматные партии, которые всегда заканчиваются жестоким спором (и выясняется, что Гидеон опять сжульничал). Здесь, сидя на земле с серьезным и отрешенным лицом, Хюбер выстругивает корпус корабля или головку трубки.

По темной тропинке чуть вразвалочку идет служанка с розовой ветвью свечей, прикрытых грубым красным кораллом ее руки: убрать пепельницу и разбросанные книги и расставить тарелки для ужина. Песик, вскочив, стряхивается, зевает и принюхивается к красноречивым запахам из кухни. И Миллз, с которого капает вода после купания, тяжело дыша, идет переодеваться к обеду — из мокрого купального костюма в сухой.

Гидеон выискал крестьянскую легенду, которая объясняет, почему у олеандра такой горький