Читать книгу "Дикая жизнь - Фиона Вуд"

Пару дней назад мне пришлось… эм-м… вроде как спасти Майкла. Он уже возвращался. Обливался потом, старался на совесть. Недалеко от пещеры он остановился, и его начало выворачивать наизнанку. Не просто тошнить, а рвать от переутомления. Как будто после самой трудной марафонской дистанции, какую только можно себе представить. Выглядел он неважно.

У меня в пещере есть кое-какие припасы: печенье, вода, глюкоза в таблетках, бумажные салфетки. Как будто это самый обычный дом, только маленький и вдали от всех. Сама не знаю, зачем я вышла из укрытия. Он умирать не собирался, но я вынесла ему воды и таблетки глюкозы. Мое появление стало проблемой. Прежде всего потому, что он испугался. И, наверное, застыдился, что его застали, пока он блевал и отплевывался, потому что первым делом он извинился. Отвратительное зрелище, сказал он. Мне очень жаль, что ты вынуждена видеть все это.

Я ответила, что напрасно он беспокоится, и предложила ему то, что принесла. Он схрумкал таблетки, запил водой и спросил: я тут, случайно, не полевой госпиталь развернула? А я – забавное совпадение, как раз собираюсь после школы в медицинский. И вообще не из брезгливых. Потом добавила, что прихожу сюда почитать. Он бежал всю дорогу от ущелья Молнии, это целых десять миль. Запасы воды у него кончились на обратном пути, а он слишком разогнался для такой длинной дистанции. Своим экспертным мнением делиться с ним я не стала.

Здесь пробежки – это очень-очень важно. Длинные пробежки, которые мы называем кроссами, совсем не похожи на городские кроссы: тут мы и вправду бегаем по пересеченной местности – поднимаемся по склонам, спускаемся в долины, перебираемся через ручьи. Наша цель – за весь семестр пробежать расстояние отсюда до Мельбурна. А для тех, кто всерьез занимается бегом, – вдвое больше. В фойе столовой, она же зал для собраний, висит большой график, на котором отмечают достижения каждого.

Ты представляешь, народ даже привез с собой родительские зачетки по кроссам и теперь пытается побить рекорд старшего поколения. Ха, раз плюнуть. Интересно почему? Кроссовки стали лучше? У меня есть мамина зачетка – еще с тех времен, когда она побывала здесь. И сачковала вовсю. (А я вся в нее – яблочко от яблони.) Ее зачетку я никому не показываю, потому что не участвую во всей этой суете, но между остальными соперничество накаляется. И потом, какой-то омерзительный снобизм чувствуется в том, что ты уже не первое, а второе или третье поколение своей семьи, приезжающее сюда. Так что состоять в этом клубе я не хочу. Самую большую и почти одинаковую дистанцию успели пробежать Бен и Майкл. Наши с Элайзой результаты тоже ничего. Собственная ложь меня не смущает, Фред, потому что я намерена аннулировать все приписки, чтобы не войти в лучшую девчоночью десятку. Не хочу подкладывать свинью тем, кто тренируется добросовестно.

От Майкла я узнала, что пробежки ему нравятся всем, кроме вконец раздолбанных ногтей на пальцах ног (так получается, когда бежишь под горку), которые, наверное, скоро вообще отвалятся. Хорошо еще, только на больших пальцах. И он показал их мне. Лиловые, мертвецкого вида. Ужас.

Он поблагодарил за помощь и спросил, как меня зовут. Я ответила: ты же знаешь, мы на двух предметах сидим в одном классе. Нет, я про твое настоящее имя, объяснил он. И я сказала ему – Луиза. А он – спасибо тебе, Луиза.

Заурядным человеком его не назовешь, и по-моему, из здешних ребят он понравился бы тебе больше всех.

32

Огонь.

Мое сердце в огне.

Я плавлюсь.

Жжение.

Она зажигает.

Искра.

Взлетающие искры.

Знойная внешность.

Он пылкий.

Кровь бросилась в голову.

Как фейерверк.

Пылает мое сердце.

Дымится.

Поджаривается.

Объятый пламенем.

Языки пламени.

Взметнулось пламя.

Обжигающая страсть.

Всепоглощающая страсть.

Выжженный кислород.

Жар.

Воспламенение.

Идеальная пара.

Моя пылкая страсть.

Давний пожар.

Шары пламени.

Некоторые любят погорячее.

Еще чуть-чуть огня любви.

Самопроизвольное возгорание.

М-да, не самый интересный из всех урок английского. Мы, как прокомментировал Майкл, «не загорелись».

А мисс Макинерни, скрипя почти исписанным маркером по белой доске, вообще клевала носом.

Нам было предложено вымучивать аналогии и метафоры об огне.

Только вот никто не упомянул о том, что конечный результат, логическое завершение цепочки «огонь-страсть-любовь» – уничтожение. Огонь выжигает. Он пожирает. Низводит все на своем пути до состояния золы.

Не надо далеко ходить за примерами, чтобы понять, какой он губительный.

Но это же классическая связка образов – «любовь-страсть». Уж лучше бы «любовь-романтика», со всякими сердечками, цветочками и прочей милотой. И неизбежно затаившимися поблизости коварными котятами.

Казалось бы, представишь себе всю эту историю с огнем, и уже не тянет влезать в нее, особенно если задуматься о том, что остается на месте пламени. Но не тут-то было. Приходится делать над собой усилие, чтобы не таращиться на Бена. Поразительно, как долго могут тянуться пять минут. Невероятно, на какое чудовищное жульничество я способна. С моего места видно его длинное бедро, выдающееся за край стула, его спину, и время от времени – его лицо в четверть оборота, прямой нос, промелькнувшие очертания высокой скулы.

Весь урок Роб Маршалл и Энди Стоун рисовали, как палочные человечки занимаются сексом в разных позах, и ржали так, будто им, вместе взятым, самое большее лет двенадцать. Не знаю, как их терпят учителя. Видимо, благодаря избирательной слепоте.

33

Опять одиннадцать часов одиннадцать минут, а я постоянно думаю о сексе.

Раздражает то, что именно об этом моя мама-всезнайка «предостерегала» меня – точнее, ставила в известность. Речь не про сам секс. Мама ни в коем случае не против секса. Он ведь как-никак дает ей хлеб с маслом (не в прямом смысле). Нет, скорее она указывала на то, какая мощная штука половое влечение. По ее представлениям, в идеале это то, что должно произойти не с кем попало и не когда попало. Для нее – хоть она и ни за что не признается, – это означает «с полностью укомплектованным всевозможными достоинствами свеженьким сыном-девственником одной из ее подруг после того, как мы с ним защитим диссертации». Но пусть даже не мечтает: все это происходит уже сейчас. По крайней мере, у меня в голове. Мое разнузданное воображение перенаселено тысячами образов Бена – красота Бена, запах Бена, вкус Бена, прикосновения Бена – и они, как реалистичные фотографии, постоянно подгружаются, а удалить прежние некому.