Читать книгу "Тьерри Анри: одинокий на вершине - Филипп Оклер"

«Реал» также поручил действовать от своего имени незарегистрированному агенту. Не стоит беспокоиться: они категорически отрицали любую причастность к этому Базилевича, хотя свидетельства указывали на прямо противоположное. В то время Тьерри, следуя совету своего отца, продлил свой контракт с «Монако» еще на два с половиной года, тем самым углубляя яму, которую другие так старательно для него рыли. К сожалению, он не продвинулся и на сантиметр; более того, он опять оказался на исходной точке, прочно застряв в Монако. Жан Тигана старался защитить его, дать ему время и пространство, чтобы хотя бы немного прийти в себя; в период между 25 января и 4 марта Анри провел на поле не больше трех минут. Накануне товарищеского матча с молодежной сборной Голландии в конце февраля 1997 года он обрушился на Тигана. «Я не понимаю, – говорил он. – Тренер не дает мне никаких объяснений. И когда я слышу, что у меня еще много времени впереди, это сводит меня с ума, так как я понимаю, что у меня нет времени. Я не говорю, что не надо меня защищать, но если ты хороший игрок, ты ведь играешь, правда?» Но его испытания на этом не закончились и близко. Поддавшись в последний раз в своей жизни уговорам отца, он согласился нанять Алена Мильяччо, зарегистрированного в ФИФА, своим агентом на ближайшие два года. Французская пресса писала, что Тони получил приличную сумму за содействие в этой сделке – что, и это надо подчеркнуть особо, являлось и является повсеместной практикой в футболе, не нарушает никаких правил и законов. Это произошло 2 марта. Два дня спустя на столе Мильяччо обнаружилось письмо: оно гласило, что Тьерри разрывает с ним контракт! У него на это имелись веские причины. С 20 февраля он согласился, чтобы его представлял другой, тоже официальный агент ФИФА, Жан-Франсуа Ларио – бывший игрок сборной Франции. Мильяччо – который также работал на Эрика Кантона и был втянут в финансовый скандал «Олимпика» во времена Бернара Тапи и позже вел дела Зинедина Зидана – моментально передал дело в ФИФА, утверждая, что соглашение Тьерри с Ларио недействительно, а договор с ним подлежит исполнению.

Месяцы ушли на то, чтобы распутать этот клубок. В конце июля 1997 года Сампер категорично утверждал, что «Тьерри Анри подписал этот контракт [тот, который датирован 12 января] собственноручно, в течение допустимого для такого подписания периода времени, а именно последних шести месяцев действия его предыдущего контракта [с «Монако»]» в присутствии «нескольких самых квалифицированных [sic] свидетелей». На ведущих расследование чиновников ФИФА это впечатления не произвело. В первых числах сентября 1997 года «Реал» оштрафовали на 80 000 фунтов стерлингов за незаконное обращение к связанному контрактными обязательствами игроку, а также за привлечение к работе нелегального агента. Базилевич на время исчез, но в 2002 году появился вновь – в связи с финансовыми махинациями, которые привели немецкий клуб «Кайзерслаутерн» к почти полному банкротству. С тех пор больше о нем никто ничего не слышал. Учитывая все обстоятельства, Тьерри еще легко отделался. Если бы договор с «Реалом» признали действительным, то он оказался бы виновен и в нарушении договорных обязательств, и в привлечении неофициального агента, и его обязали бы выплатить намного более крупный штраф потерпевшей стороне, чем тот, который в результате пополнил благотворительные фонды ФИФА. В конце концов 40 000 фунтов стерлингов заплаченного штрафа можно было расценивать как чуть более строгое предупреждение. Поддержка «Монако» оказалась критичной в рассмотрении его дела дисциплинарной комиссией ФИФА. Если бы на игрока наложили самое суровое наказание (дисквалификация на два года), то это обратилось бы против интересов самого клуба, с которым у него имелся контракт. Тем более что клуб «Монако» – единственный, кто вел себя подобающим образом на протяжении всей этой истории. Похвально, что Анри взял на себя обязательства компенсировать расходы Мильяччо из своих собственных средств, тогда как ошибки, которые он, вне всякого сомнения, совершил, могли бы быть следствием поступков других людей – хотя бы Тони для начала.

Да, Анри, возможно, чувствовал, что его предал единственный человек, которому он доверял больше всех; но он также знал, что его отец, несмотря на свое недальновидное глупое поведение, не искал выгоды для себя за счет своего сына. Ослепленный появившейся возможностью увидеть Тьерри в составе одного из самых больших европейских клубов со всеми вытекающими из этого последствиями, Тони вел себя настолько безрассудно, что предполагал перехитрить систему, о которой он практически ничего не знал. Базилевич и другие, наверное, могли бы надеяться на легкую добычу. Тони, самый наивный из конспираторов, был пережеван и выброшен на помойку людьми, намного более опытными, чем он. Тьерри уже не являлся тем школьником, который мог принять тот факт, что взрослые должны решать за него его же собственную судьбу, как это случилось три года назад, когда подписывался договор с «Монако». Он всегда признавал, что находится перед отцом в неоплатном долгу; более того, делал он это так часто и так натянуто, что у меня невольно закрадывалось подозрение, что все эти посвящения – скорее форма длящегося извинения, больше похожего на епитимью, ценой за то, что ему пришлось заплатить, чтобы стать самим собой, а именно: «убить отца», что он и сделал, когда в обход всех, в том числе Тони и агентов, выбрал играть за «Ювентус» в 1999 году.

Я не вправе судить правоту и заблуждения в отношениях, где влияние неизбежно смещалось от одного к другому по мере того, как Тьерри взрослел; кризис, учитывая вовлеченных персонажей и силу их характеров, просто обязан был выкристаллизоваться и навсегда расставить все на свои места. Я с большой определенностью могу сказать, что он изменил Тьерри, обтесал его и помог ему стать тем, кем он оказался годы спустя. Он укрепил и закалил его. Он заставил его смотреть на других людей и думать, что, может быть, они тоже заинтересованы только в том, что они могут получить от дружбы с ним и его доверия. В Тьерри всегда имелась расчетливая жилка, проявление ее заметили некоторые партнеры по «Монако» почти сразу же после того, как тинейджера пригласили в профессиональную команду. «У Тьерри не было друзей, которые могли бы сказать ему: «Ты не прав, не делай так», – вспоминает в разговоре со мной Жиль Гриманди. – Маню [Эмманюэль Пети] мог ему так сказать на правах своего статуса. И только еще один человек мог обратиться к нему и добиться чего-либо: Лилиан Тюрам. Лилиан подходил к нему и говорил: «Не делай так, малыш». И Тьерри прислушивался. Потому, что Лилиан просто фантастический парень? и потому, что он сделал умопомрачительную карьеру». Иногда, правда, случалось, что Тьерри мог искать совета и находил его у старших по команде. Ди Меко вспоминает, как юный игрок интересовался вопросами «не просто про игру, а про футбол вообще, как устроена футбольная среда. Тьерри прокололся на этой истории с «Реалом». Но он был еще, по сути, ребенком. Ребенком, затерявшимся в этой обстановке». Но Ди Меко являлся исключением, и его совета в любом случае спросили слишком поздно.

Но учился Тьерри быстро. Позднее, став суперзвездой, он всегда очень искренне радовался встречам с бывшими партнерами и тренерами и даже журналистами, которые просто говорили с ним задолго до того; однако он всегда остро, даже, пожалуй, слишком остро помнил тех, кто подвел его в прошлом. Гриманди уверен, что история с «Реалом» «послужила причиной многих проблем в жизни Тьерри». Когда я спросил, какая из этих проблем имела самое большое влияние на развитие футболиста, он ответил: «Его нежелание слышать определенные вещи. Такая ситуация случается у всех: мы не принимаем, когда нам противоречат; но если есть один человек на свете, чье несогласие с тобой надо принять, то это твой отец». Но мог ли Тьерри продолжать в том же духе, если он хотел обрести свое собственное «я»? Вот как он выразился в интервью «Пари Матч» в 2004 году: «Я довольно холоден с людьми, которых я не знаю? потому, что понял намеки от жизни, научившие меня осторожности». Когда журналист попытался выяснить, что же это были за «намеки», Тьерри ответил уклончиво и перевел разговор на сомнения, имевшиеся у многих по поводу его участия в чемпионате мира 1998 года. Я же уверен, что на самом деле думал он именно о событиях, имевших место за полтора года до этого чемпионата.