Читать книгу "Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа» - Степан Гедеонов"

Эта мысль, этот факт не представляются явлением беспримерным в истории славянских народов. Наша летопись полна известий об изгнании (особенно новгородцами) одного князя для замещения его другим; мы знаем, что у вендских славян, в случае несоблюдения князем основных законов государственного устройства, народ считал себя вправе отрешать его от стола. В 819 году по настоянию оботритских бояр и нарочитых мужей император Людовик осудил оботритского князя Славомира к изгнанию, передав все права его Сидрагу Дражковичу. В 823 году лутичи изгоняют своего старшего князя Милогостя и сажают на великокняжеский стол меньшего, Сидрага Любовича. Еще в 762 году уже ославянившиеся болгары, истребив до последнего отпрыска свой древнекняжеский род Кубратичей, избирают себе в князья (впрочем, ими также вскоре убитого) Тальца. Об изгнании новгородцами, полочанами и т. д. прежних князей как предшествовавшем призванию варяжских, я надеюсь представить положительные, по возможности, доказательства в следующей главе.

Теперь, чего искали словене в своих новых князьях, куда должны были обратиться для избрания новой династии? Требования призвания определяются его причинами. Притязания прежних княжеских родов прекращались только передачей прав их в иной, высший по своему значению в Славянщине род славянских князей; потребности наряда могло удовлетворить только призвание князя, который бы владел Словенской землей и судил по праву, разумеется, словенскому. «Поищемъ собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву». Таковым не мог быть никто из южных князей; Новгород был старшим городом, его князья старшими князьями в Руси; никто из князей неславянского происхождения, ибо старшинство или благородство иноземного князя не имело смысла для словенских племен; судить же по словенскому праву мог очевидно только славянский князь, вскормленный на основных законах славянской гражданственности. «Советъ даю вамъ, — говорит новгородский старейшина, — да послете в Руськую землю мудрые мужи, и призовете князя отъ тамо сущихъ родовъ». Если бы не история и народное предание, историческая логика указала бы на поморских князей.

IV. Призвание

Что в IX веке новгородские словене уже издавна были в сношениях с прибалтийскими вендами, более чем вероятно. Клады куфических монет, отрываемые в прибалтийских землях от Любека до Куришгафа, доказывают положительно, что в IX, а быть может, и в VIII столетии между полабскими славянами и Дальним Востоком существовал торговый союз, коего посредниками были Русь, Хазары и Болгар. Об этих сношениях в позднейшее время свидетельствуют Мартин Галл, Адам Бременский и другие; без них непонятны известия арабских писателей о вендских славянах; двинский варяжский путь относится прямо к торговому сообщению между Русью и балтийским Поморием. Другим поводом к сношениям Новгорода с Поморием было, вероятно, религиозное первенство балтийских вендов над прочими славянскими племенами; мы знаем из Гельмольда, что на поклонение идолу Радегаста в Ретре стекались ежегодно изо всех славянских земель. Еще в конце XI столетия чехи посылали тайным образом в Аркону и Ретру за языческими наставлениями и оракулами. Каченовский и Погодин думали о колонизации Новгорода от балтийских славян; мы увидим ниже, что поселение еще задолго до Рюрика вендской колонии в Новгороде имеет неоспоримую историческую вероятность.

Мы положили конечным требованием и целью призвания высокое рождение избранных варяжских князей. Уважение к благородству и старшинству уже само по себе необходимое следствие патриархальных форм быта; оно проявляется основной чертой славянского характера во всех славянских историях. «Но се Кий княжаше въ роде своемъ» — «вы неста князя, ни рода княжа, — говорит Олег Аскольду и Диру, — но азъ есмь роду княжа». Митрополит Иларион о Владимире: «Сий славный отъ славныхъ рожьдся, благородный отъ благородныхъ, каганъ нашъ Владимеръ». Знаменитые роды у чехов восходят к временам доисторическим, к первому поселению племени в Чешской земле. О высоком значении племенного благородства и знаменитости родов у прибалтийских славян знают уже летописцы VIII и IX веков. Князья и бояре встречаются у вендов с первых годов их истории. Само собою разумеется, что значению и благородству князей отвечало религиозное значение и старшинство городов и племен; как у языческих чехов, так, кажется, и у нас, достоинство жрецов было наследственно в родах княжеских; мы видели, что у многих славянских народов слово knez было первоначально общим наименованием жреца и князя. Из сказанного выше о религиозном первенстве балтийских славян над прочими славянскими племенами, выдается и преимущество вендских князей перед русскими; на них должен был пасть выбор новгородских словен, если бы его не оправдывали и самая близость сношений и, как уже сказано, вероятная родственная связь между Новгородом и Поморием.

Не на одних вероятностях и возможностях мнение о призвании варяжских князей от балтийских славян основано (кроме фактических доказательств, о которых будет сказано в своем месте) на исторических преданиях, на убеждении летописца, его современников и потомства.

Как в конце XI столетия Аркона и Руя, так в половине IX Старгард и оботритское племя вагиров имели первенство во всей Славянской земле. Гельмольд жил и писал у вагиров; он называет их землю «nostra Wagirensis provincia»; он знает о славянах по славянским преданиям; в одном месте он говорит: «Narrant seniores Slavorum, qui omnes Barbarorum gestas res in memoria tenent» etc. Конечно, это известие об обладании родом вагирских князей землей дальнего народа как относящееся к призванию варягов, есть намек и не более; но при других исторических вероятностях такой намек получает историческое значение; он знаменателен и в сравнении с известным молчанием скандинавских саг и историй о мнимонорманнском происхождении варяжских князей.

Еще другое темное предание о выселении целого рода славянских князей из балтийского Помория в глубину Европейского материка сохранилось у арабского писателя Эдриси, известного под названием Нубийского географа. Кто знает, вследствие каких внутренних переворотов было предложено трем братьям и они решились выселиться в Русь.

Есть у нас и свои предания, предания истинно народные, выдающиеся из самого хода и смысла нашей истории. Как эта история, так и они распадаются на две категории, относящиеся к двум эпохам и фактам, отдельным друг от друга. К первой категории принадлежат предания древнейшие, собственно русские, не знающие ни летописи, ни варягов, ни Рюрика. Таково историческое предание о Русе, Чехе и Лехе, напрасно относимое к XIII столетию; о нем уже знали византийцы при Игоре; географическое, производящее Русь от реки Рось или Русы; этимологическое, выводящее имя Руси от рассеяния. Предания новейшие, относящиеся к варягам, основаны, с одной стороны, на известиях летописи; с другой, на общенародном убеждении о выходе Рюрика из земель балтийского Помория или Пруссии. В этих преданиях Шлецер и г. Куник хотят видеть плод подражания и проникшей в Русь XVI столетия польской учености; между тем, ни один польский историк не производит и не мог производить русских князей от Августа Кесаря; как поляки, так и немцы смеются, не без тайной досады, над генеалогическими притязаниями русских царей. Плодом польской учености было известие о занесенных бурей в Балтийское море римлянах, о ромовской колонии, Палемоне и т. д.; плодом русской учености сказка об Августе Кесаре, Прусе и пр. Но основой этой сказки все-таки остается убеждение, что варяги, у которых поселился брат Августов Прус и от которых в 862 году вышли Рюрик, Синеус и Трувор, жили не в Швеции, не в упландском Родене, а на берегах Вислы реки, т. е. были западнославянского происхождения. Не от сказки об Августе и Прусе родилось предание о поморской отчизне варяжских князей, а наоборот; в эпоху, когда никто еще не думал об этой сказке, летопись упоминает о сербских князьях «съ кашубъ, отъ помория Варязскаго, отъ Стараго града за Кгданскомъ».