Читать книгу "Маленький содом - Георгий Стаматов"

показал отношение этих людей к вопросам чести, морали, любви, семьи.

Травля, которой подвергался Стаматов, страдавший к тому же тяжелым недугом, порой выводила его из равновесия. В такие периоды ему казалось, что впереди нет никакого просвета; он чувствовал себя совершенно одиноким, чужим, никому не нужным человеком. В одном из своих дневников Стаматов писал: «В Болгарии я стал офицером, судьей, писателем. Прожил здесь 45 лет, а чувствую себя иностранцем». Подобные пессимистические настроения сказывались и на его художественных произведениях.

Писатель с большим реалистическим мастерством показал хищническое лицо болгарской буржуазии, ее моральное разложение. Эта тема наиболее ярко выражена в рассказе «Маленький Содом».

Сюжет рассказа «Вирянов» несколько напоминает «Милого друга» Мопассана. Между Виряновым и Жоржем Дюруа много общего. Оба вышли из среды мелкой буржуазии. Оба беспринципны. Оба пропитаны духом стяжательства и ради денег готовы продаться кому угодно. Вирянов — тип интеллигента, навсегда оторвавшегося от народа.

Стаматова глубоко волновала проблема брака и семьи в буржуазном обществе, отношение к женщине. Женскому вопросу посвящены многие его произведения: «Идиллия», «Нарзановы», «Лида Друганова», «Маленькая «Нана», «Странствующие рыцари», «Эвника» и другие. Это гневные обвинительные акты против капитализма, превратившего брак в циничную сделку, женщину — в товар.

Старик Гралинов (рассказ «Идиллия»)—фигура, типичная для капиталистического мира, торговец, выскочивший «в люди» благодаря темным спекулятивным сделкам. Детей своих он воспитывает в духе стяжательства, приучает их на все в жизни смотреть с точки зрения барышника: любовь, брак, знания — «товар», который надо умеючи купить и выгодно сбыть. Точно таких же взглядов придерживаются и крупный финансовый воротила Нарзанов и отец Вероники (рассказ «Нарзановы»). «Нарзанов заключал сделки с ее отцом. Познакомился с нею. И она ему понравилась. Одну из сделок заключили на товар особого рода — на Веронику».

Реакционная критика клеветнически называла Стаматова человеконенавистником. Но Стаматов ненавидел не человека вообще, он ненавидел Абаровых и Виряновых, Гралиновых и Нарзановых,— то есть тех, кого ненавидел и весь трудовой люд.

Реалист-демократ, писатель верой и правдой служил народу, его отношение к простому человеку, пожалуй, ярче всего выражено в рассказе «Наша родина». Описывая природу Болгарии, Стаматов предлагает читателю подняться на горную вершину и оттуда окинуть взором всю страну. Какими мизерными и ничтожными покажутся тогда пышные царские хоромы, какими мелкими — офицеры, даже дивизионные командиры, даже министры, важно шествующие на доклад к своему «государю»! А с каким сочувствием он говорит

о тяжкой доле трудового народа: «Смотрит ли на широкий Дунай тот, у кого потемнело в глазах? Видит ли заоблачные вершины тот, кому перебили хребет? Чувствует ли благоухание розы тот, у кого кровоточит разбитое лицо? Слушают ли соловьиную песнь под лязг жандармских шпор и сабель?..»

В большой галерее созданных им типов мало положительных образов, но когда он создавал такой образ, то всегда находил самые теплые краски (вестовой Димо, скромная крестьянская девушка Драга из рассказа «Эвника», маэстро Пьетро Далбиани из рассказа «Паладини»).

Стаматов в течение всей своей творческой жизни боролся средствами сатиры против классовых врагов трудового болгарского народа. И благодарный народ свято хранит богатое литературное наследство своего талантливого сына, произведения которого никогда не утратят своего значения.

Б. Диденко

ИДИЛИЯ

В гостиной господина Гралинова сидят на широком диване отец и сын. По лицам их видно, что оба только что выпили, закусили и теперь благодушествуют, потягивая кофе. Сын, наконец-то кончивший гимназию, уже не стесняется курить и при отце.

Чего только нет в этой комнате! Мебель из Вены, громадные зеркала из Бухареста. Множество всяких безделушек украшает гостиную, в которой отец решил серьезно поговорить с сыном.

Детей у него было только двое — сын да семнадцатилетняя дочь; и, как все любящие отцы, он заботился об их будущем.

   —  Итак, сынок, лето ты проведешь здесь, отдохнешь, а поближе к зиме — в путь-дорогу... Какие же у тебя планы, кем ты хочешь быть?

Сын задумался. Да и было над чем задуматься.

До сих пор он мечтал только об одном — поскорей уехать в Западную Европу, а учение стояло у него на втором плане. Медицина казалась ему чрезвычайно неприятным ремеслом: чесотка, кожные болезни... отвратительно! Приходится лечить кого попало, а ведь эдак и заразиться можно. Естественные науки он считал слишком элементарными, чтобы заниматься ими в университете. И кто только их не изучает! Некоторое время он мечтал о юридическом образовании, однако не находил в себе ни ораторского таланта, ни желания произносить длинные и витиеватые речи.

Я, папа, думал, думал,— сказал сын, немного помолчав,— и в конце концов решил поехать учиться в Париж; хочу стать инженером.

   —  Браво, сынок! Ты словно угадал мои мысли. Инженером, именно инженером и никем иным! Только получи диплом, а выгодных мест сколько угодно,— мечтательно проговорил отец.— И себе и Марийке построишь такие дома, что вся София ахнет!

Будущий инженер самодовольно ухмыльнулся, а старик продолжал:

   —  Два года, как говорил Петр Иванов, у тебя уйдет на изучение языка, потом шесть лет на прохождение курса; итого — восемь. Ну, будем считать, девять... Такого срока, думается, вполне достаточно, чтобы ты мог окончить университет, не выбиваясь из сил, как выбивался Петр, о чем я узнал, когда он вернулся. Итак, девять лет по четыреста левов в месяц...

Старик занялся умножением. Сын попытался было подсказать ему итоговую сумму, но числа путались у него в голове и вместо цифр в его воображении возникали широкие, бесконечно длинные парижские улицы.

   —  Ладно, потом подсчитаю,— сказал старик,— не завтра ведь уезжаешь... И вот что еще я хочу сказать тебе, сынок... Насчет женщин... Смотри в оба! Там делай, что хочешь, но избави тебя бог привезти сюда какую-нибудь... Так и знай: ноги ее не будет в доме!

Сын слушал молча, а сам думал: «Четыреста левов в месяц... девять лет; четыреста левов — это месячное жалованье директора гимназии...»

Отец допил кофе и, по привычке, растянулся на диване.

«Наверное, жена уговорила ее,— подумал он о жене и дочке.— Дуры бабы! Сами напугают девчонку, а потом удивляются: чего она капризничает? А жених ответа ждет. Человек положительный, многого не требует».

   —  Чудачки они, эти женщины,— прошептал он, засыпая.

Мария, дочь его, в это время сидела за роялем в соседней комнате, где хранилась библиотечка ее брата, и которой можно было найти все, начиная с «Истинной, поруганной любви», оригинального болгарского сочинения, до «Могущества денег», «Парижских тайн» и тому подобной западноевропейской литературы. Девушка раскрыла ноты