Читать книгу "Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд"

Она высвободила свои руки из его рук и снова откинулась на подушку.

– А потом что? – спросил он, наклоняясь над ней.

– Потом вы разлюбите меня, Джимс…

– Нет, я люблю вас. Ничто на свете не сможет изменить моей любви.

– Даже и в том случае, если я скажу вам, что именно я убила Баркли?

– Нет. Это бы вы солгали.

– А если я вам скажу, что я убила Кедсти?

– Это мне все равно. Что бы вы мне ни сказали, какие бы доказательства ни представили, я все равно вам не поверю.

Молчание.

– Джимс!..

– Что, моя богиня?

– В таком случае я хочу вам что-то сказать…

– Я слушаю вас.

– Но это… это поразит вас, Джимс.

Он почувствовал в темноте, что она протянула к нему руки. Обе они вдруг оказались у него на плечах.

– Вы слушаете?

– Да, я слушаю вас!

– Только я не могу сказать это громко… Мне стыдно… Отвернитесь!

Он отвернулся. Она прошептала ему на ухо:

– Джимс, я люблю вас!

Глава XIX

В медленно рассеивавшемся мраке домика, чувствуя вокруг своей шеи руки Маретты и ее губы на своих губах, Кент несколько минут не сознавал ничего, кроме трепета великой надежды, которой суждено было осуществиться на земле. То, о чем он так молился, чего так горячо желал, уже перестало быть предметом молитвы, и то, о чем он всегда мечтал, уже осуществилось. И все-таки то, что осуществилось, все еще казалось ему волшебным сном. Что он сказал Маретте в эти первые минуты своего торжества, невыразимого восторга, он, вероятно, не мог бы вспомнить никогда.

Его собственное физическое «я» казалось ему теперь чем-то тривиальным и почти ненужным, чем-то таким, что растаяло и растворилось в теплом биении и трепете этой другой жизни, в тысячу раз более дорогой для него, чем его собственная, и эту жизнь он держал сейчас в своих объятиях. Маретта поворачивала к нему голову и целовала его, а он стоял перед ней на коленях, прижимая свое лицо к ее лицу, в то время как на дворе уже прояснялось и темнота ночи боролась с серым рассветом.

С этой новой зарей нового для него дня Кент вышел наконец из домика и поглядел на прекрасный мир. Весь мир казался ему изменившимся, как и он сам. Буря уже прошла. Серая река тянулась перед его глазами. По берегам темными стенами возвышались дремучие сосновые и кедровые леса, поросшие можжевельником. Вокруг него стояла глубокая тишина, нарушаемая только течением реки и плесканием воды у бортов плота. Вместе с темными тучами улетел и ветер, и, оглянувшись по сторонам, Кент увидел, как расплывались последние тени ночи и как на востоке зажигался новый свет. Там в течение нескольких минут постояла сперва легкая сероватая мгла, и затем вдруг быстро, точно великое северное чудо, загорелось за далекими лесами яркое алое пламя, которое поднималось все выше и выше и окрашивало все небо в нежный розовый цвет. Кент смотрел и не мог налюбоваться. Река точно вынырнула из последней дымки ночного тумана. Плот спускался как раз по самой середине реки. В двухстах ярдах с каждой стороны тянулись сплошные стены лесов, свежих и прохладных от пронесшегося бурного дождя и посылавших Кенту своей аромат, которым он дышал и не мог надышаться.

Из кабинки послышался шум. Это встала Маретта, и ему захотелось, чтобы она вышла поскорее, встала с ним рядом и посмотрела на это торжество их первого дня. Он посмотрел на дым от костра, который развел. Это был тяжелый густой дым, белыми, отчетливыми клубами поднимавшийся в чистом влажном воздухе.

Его запах, как и аромат от можжевельника и кедров, казался Кенту вдохновением жизни. Затем Кент, посвистывая, принялся вычерпывать воду, которая еще оставалась на плоту. И ему хотелось, чтобы его свист услышала Маретта. Он желал, чтобы она знала, что этот день не принес с собою для него никаких сомнений. Над ними и вокруг них развертывался великий прекрасный мир, он ожидал их и впереди.

Они уже находились в безопасности.

Когда он работал, то окончательно решил не пускаться в рискованные предприятия и не полагаться на случайности. Один раз даже веселый смех и сознание своего превосходства заставили его прервать посвистывание, когда он подумал о том, сколько полезного дали ему его служба и приключения! Ему стали известны благодаря им все хитрости и уловки полиции, и он знал наперед, что будут делать и чего не будут делать посланные им вслед полицейские. В своем бегстве он имел значительное преимущество. В настоящую минуту из-за отсутствия в пограничной страже у пристани Атабаски таких сил, как Кедсти, О’Коннор и он сам, там все остались как без рук. И в этом Кент находил громадное удовлетворение. Но даже и в том случае, если бы за ним гналась целая свора сыщиков, он все-таки провел бы их. Для него и для Маретты опасен был только этот первый день. Полиция, вероятно, пошлет за ними вдогонку моторную лодку. А так как они уже покрыли за ночь достаточное расстояние, то успеют заблаговременно добраться до Порогов Смерти, скроют там свой плот и отправятся пешком через девственные леса на северо-запад, прежде чем этот моторный катер успеет их настичь. Он был убежден в этом. Они будут пробираться затем все глубже и глубже в дикую, совершенно неисследованную страну, все время на северо-запад, и пусть их ищет там длиннорукий закон сколько ему будет угодно! Он выпрямился и опять посмотрел на дым, точно белая завеса протянувшийся между ним и голубым небом, и в этот момент солнце вдруг осветило громадные зеленые вершины тысячелетних кедров, и на земле воцарился ясный веселый день.

Более четверти часа Кент провозился, очищая пол на плоту, и затем вдруг вздрогнул так, точно его неожиданно стегнули плетью: в чистом, ароматном воздухе он вдруг почуял еще какой-то новый запах. Это жарилась ветчина и кипел кофейник! Он думал, что Маретта занималась в это время просушиванием своей промокшей обуви и утренним туалетом. А оказалось, что вместо этого она принялась за приготовление завтрака! В этом не было ничего необыкновенного. Поджарить ветчину и сварить кофе было, во всяком случае, нехитрой штукой. Но именно в эту минуту для Кента показалось это высшим блаженством. Ведь Маретта готовила завтрак именно для него! И кофе и ветчина – эти две вещи всегда казались Кенту признаком домашнего уюта. В них было для него всегда что-то интимное, приятное. Ему казалось, что там, где были ветчина и кофе, всегда должны были смеяться вокруг стола ребятишки, у мужчин должны были быть веселые, счастливые лица и женщины должны были весело напевать.

– Всякий раз, как вы почувствуете запах кофе и ветчины, – часто говаривал О’Коннор, – смело стучитесь в двери: там ожидает вас завтрак.

Но Кент даже не вспомнил своего друга и товарища. В этот момент, когда он вдруг открыл, что Маретта готовит завтрак именно ему, многое на свете потеряло для него свое значение.

Он подошел к дверке и прислушался. Затем он отворил ее и заглянул внутрь. Маретта стояла на коленях перед открытой дверцей печки и, воткнув вилку в ломоть хлеба, поджаривала его над огнем. Лицо ее раскраснелось от тепла. Она даже не имела времени причесаться как следует, но собрала волосы и откинула их назад, так что они закрыли ей всю спину и рассыпались сзади на полу. В разочаровании, что Кент застал ее, так сказать, на месте преступления, она вскрикнула.