Читать книгу "Наследие - Жан-Поль Дюбуа"

Сомнения перешли во вполне соответствующие закону подозрения, делу был дан ход, и для начала победителю отказались выдавать приз: 100 килограммов шоколада, быка и миллион драхм. Комиссары полиции, не предоставив между тем никаких конкретных доказательств, порешили, что пастух, который хорошо знал местность, находил короткие дорожки и овечьи тропки, а изрядную часть пути вообще проделал на запряженной лошадью телеге с сеном, чтобы потом появиться как чертик из табакерки и победить измученного сорокакилометровым пробегом австралийца.

В результате противоречивых заключений следствия и юридических проволочек Олимпийский комитет решил закрыть глаза на логические несоответствия и оставить победу за Спиридоном. Греки радовались и праздновали, словно бы ничего не произошло. Только бедолага Флэк на долгое время лишился сна и аппетита.

Когда, спустя годы, я узнал эту историю, я подумал, что она идеально соответствует представлению, которое я составил о моем дедушке. Умница, хитрец, пройдоха, лжец, несомненно, но не позволяющий себя ни на чем поймать и никогда не признающийся, что приврал. Тот — или та, — кто дал ему при рождении такое имя, заранее задал его характер. Три или четыре года после сомнительной победы хитроумного атлета в Афинах его духовный крестник появился на свет в городе Москве и явно вознамерился продвинуться дальше, чем его тезка, пешим ли, на телеге или на ЗИСе, автомобиле руководителей Советского государства.

Согласно официальному источнику — так я называю голос своего дедушки — он начал в 30-е годы карьеру военного врача и начал стремительно продвигаться как по военному, так и по медицинскому ведомству. По причине напряженной работы он, видимо, и решил отправить сына Адриана в Тулузу, в семью русских белоэмигрантов, старых друзей семьи, которым он отправлял изрядную сумму на его проживание и обучение (материальные свидетельства его привязанности не были преданы огласке опекунами ребенка). Как Спиридону удалось вывезти сына из Советского Союза и где он брал средства, чтобы оплачивать такое солидное содержание столько лет? Откуда он взял деньги, чтобы приобрести наш дом в 1953 году? Все вопросы, которые задал Зигби, были вполне обоснованными. Но мой отец, так же как и Спиридон, решил не ворошить прошлое, пусть мирно спит.

Спиридон метался между больницами и партсобраниями и в итоге заработал нашивки на погоны и прекрасную медицинскую репутацию, так что его назначили в Кремль одним из восьми или десяти специалистов, обслуживающих высшее начальство. Он утверждал, что был одним из личных врачей Сталина и сопровождал его на дачи в Кунцево, под Москвой, или в Сочи, на берег Черного моря, или еще в Абхазию, на берег реки Холодной. Как бы подчеркивая свою близость с Джугашвили, дед рассказывал, что государственный муж был маленького роста и старался приобретать обстановку соответствующего размера, особенно кровати, которые ни в коем случае не должны были быть длинными. Он жил ночной жизнью, ложился на заре и вставал после двенадцати. Его сотрудники и весь персонал должны были приспосабливаться к такому расписанию дня и к его страсти к купаниям. Он все замечал, за всем следил, все контролировал — память у него была феноменальная. Сталин был тираном, но отнюдь не был невеждой, как его иногда любят изображать. Он любил американские фильмы, особенно с Кларком Гейблом и Спенсером Трейси. Хорошо знал литературу, был ценителем музыки. Часто он проскальзывал инкогнито на концерты и балеты. Двадцать раз смотрел «Лебединое озеро». Он был неуловим и неистребим. Единственный раз его видели растерянным и потерявшим над собой контроль — когда умерла его вторая жена, Надежда Аллилуева-Сталина. Она покончила с собой после ссоры с мужем, выстрелив прямо в сердце.

Дед часто вспоминал о самоубийстве этой женщины, с которой, впрочем, так и не успел познакомиться. Он вновь и вновь возвращался к этой теме. Кружил вокруг истории смерти, которую его хозяин, хоть и убитый горем, но остающийся при этом маниакально подозрительным манипулятором, объявил следствием внезапной разрушительной болезни.

Дед рассказывал еще, что Сталин, как, впрочем, большинство тиранов, страдал паранойей и не доверял никому из врачей: считал, что они хотят его отравить, что их подкупили члены семей его соратников, таких как Молотов, Каганович или Калинин. В таких случаях, едва закрадывалось подозрение, Сталин использовал два проверенных метода: ликвидация или лагерь. Он спал в комнате с бронированной дверью. Когда он куда-то выезжал на машине, еще два таких же ЗИСа, совершенно одинаковых лимузина, отправлялись в разных направлениях по улицам столицы, отвлекая внимание. Еще одно распоряжение об усилении мер безопасности было принято незадолго до его смерти, вечером двадцать восьмого февраля 1953 года. Сталин собрал соратников, объявил им о заговоре «убийц в белых халатах», называемом еще «делом врачей»: якобы несколько врачей еврейского происхождения замышляли погубить главных партийных функционеров Советского Союза.

В эти моменты голос Спиридона делался тихим, доверительным: «Вспоминаю эти последние дни. В атмосфере чувствовалось такое напряжение, что буквально нечем было дышать. Никто никому не доверял, все подозревали всех. Боялись слово сказать, потому что оно могло быть превратно истолковано, боялись доноса завистливого коллеги. Мы, медики, были на главной линии фронта — на нас лежала колоссальная ответственность и при этом все мы были под подозрением. В этот вечер мы знали, что Сталин, проведя собрание, отправился на дачу в Кунцево, под Москвой. В полночь, как всегда, три одинаковых ЗИСа выехали из Кремля в разных направлениях. На следующий день, первого марта, офицер безопасности — я помню даже его имя и фамилию, его звали Петр Лозгачев — был удивлен, что он так долго спит, и, взяв на себя ответственность, в двадцать три часа решил войти в спальню вождя. И обнаружил его на полу, без сознания, в луже собственной мочи. Сталин много лет страдал от атеросклероза, и днем в какой-то момент с ним случился инсульт. Его перенесли на диван в гостиной и стали пытаться связаться с Берией, шефом советской тайной полиции: лишь он один по личному распоряжению Сталина имел право решать, может ли врач приблизиться к вождю. До Берии дозвониться не удалось, однако от него было передано распоряжение никому ничего не разглашать, поскольку он сам приедет со своими проверенными врачами. В конце концов в два часа ночи он объявился в компании Хрущева и Булганина, которые даже не знали, с какой стороны у человека сердце. Сталин был в коме, но еще жив. Все трое медлили, опасаясь принять неправильное решение, которое потом выйдет им боком, если вождь опять оклемается. Берия менее всех спешил призывать помощь. И понятно почему: он узнал, что его имя включено в список на следующую „чистку“, надиктованный лично Сталиным после дела о заговоре врачей, поскольку Берия был тесно связан с одним из подозреваемых. Никто, кроме Берии и двух других руководителей, не знал, как там дальше все происходило на самом деле. Во всяком случае, смерть Сталина была официально констатирована в шесть часов утра пятого марта 1953 года. Агония длилась около трех дней. На следующий день все кремлевские медики собрались в Кремле в одной комнате. Выходить из нее было запрещено, никто не мог и зайти. Пошли слухи, что Берия задумал обвинить и казнить кого-то из нас, просто для примера и чтобы заранее напугать участников возможного заговора. Седьмого марта министр здравоохранения призвал меня и сообщил, что я в числе еще девяти врачей назначен проводить вскрытие Джугашвили. Это могло означать все, что угодно. Либо я не принадлежал к списку жертв, составленному Берией, либо, наоборот, мои дни сочтены, потому что уничтожить кого бы то ни было по любому, самому ничтожному поводу было в порядке вещей, вполне соответствовало тогдашним правилам хорошего тона, продиктованным кодексом выживания».