Читать книгу "Дар мертвеца - Чарлз Тодд"

— Но автора анонимных писем вы вычислить не можете.

Маккинстри нахмурился и поставил чашку.

— Вот что кажется мне самым тревожным, — задумчиво ответил он. — Почему я не могу постучать в чью-то дверь и увидеть вину, написанную на лице хозяина дома? На дежурстве я обхожу улицы и заглядываю людям в глаза. Останавливаюсь, беседую с ними. Наблюдаю, как они идут по своим делам. Ни в ком я не замечаю ничего подозрительного. Я не могу ткнуть в кого-то пальцем и сказать: «Вот так ведет себя женщина, за которой есть вина».

— Почему вы так уверены, что анонимные письма писала женщина?

— А зачем мужчине стращать прачку адскими муками за то, что она стирает белье распутницы? Или предупреждать молодую мать, что ее дочка играет с незаконнорожденным и видит в пабе такое, что не предназначено для невинных детских глаз?

Хэмиш оживился, но Ратлидж отодвинул тарелку и, допив чай, заметил:

— Мужчина вполне может написать такое специально, чтобы сбить вас со следа. А может быть, он прекрасно понимает, что общественное мнение в Данкаррике формируют женщины…

Лицо Маккинстри потемнело.

— Значит, он — гад и трус! Прошу прощения, сэр…

Ратлидж спросил, как развивались события, и Маккинстри приступил к подробному рассказу. На сей раз он не упускал ничего из того, что считал важным. Ратлидж внимательно слушал, обращая внимание и на сами факты, и на нюансы. После того как констебль замолчал, он похвалил его:

— Молодец!

Хэмиш, который до того молчал, заворочался у него в голове. Ратлидж какое-то время думал о своем, а затем продолжил:

— По-моему, автор анонимных писем заранее знал, что им все поверят. Идем дальше. Почему жители Данкаррика так охотно поверили письмам? Почему первый же, кто нашел такое письмо у себя на пороге, не обратился в полицию или не пошел к обвиняемой и не дал ей понять, что ему известно о ней?

Маккинстри глубоко вздохнул:

— Вы намекаете на то, что она… обвиняемая… в самом деле такая, как про нее пишут. Что не бывает дыма без огня. Но я этому не верю. Я скорее поверю, что автор писем очень тщательно выбирает адресатов. Некоторые прямо смакуют скандальные сплетни…

— Составьте, пожалуйста, список всех, кто, по их признанию, получал подобные письма. Укажите, чем они занимаются. Какая у них может быть причина нелюбви к обвиняемой. Насколько хорошо они с ней знакомы.

— Хорошо, сэр. Сегодня же составлю. Прошу прощения, но… я не понимаю, как список поможет вам узнать, чьи кости нашли в горах… и при чем здесь дочь леди Мод Грей. — Маккинстри покачал головой. — Еще один повод для беспокойства!

— Да, — согласился Ратлидж. — Но, по моему опыту, там, где все так замечательно сходится, что-то не так. Сначала появились анонимные письма, которым все сразу поверили. Позже пришло еще одно письмо, его могли бросить в почтовый ящик где угодно, а не только в Глазго, несмотря на почтовый штемпель… В последнем письме автор как будто пробует выгородить обвиняемую, а на самом деле еще больше топит ее. Теперь ее обвиняют не просто в распутстве, а в убийстве. Зачем-то обыскали паб… где тоже нашли кости. Но там точно не мать мальчика. Кто же так хорошо изучил историю «Разбойников», чтобы подтолкнуть инспектора Оливера к обыску? Как бы там ни было, Оливер сразу поверил автору письма и начал искать молодых женщин, которые пропали без вести. В результате мы имеем неопознанные останки и знатную даму, чью дочь начиная с шестнадцатого года никто не видел. Теперь нам уже не до того, чтобы искать автора анонимных писем. Может быть, он как раз на это и рассчитывал?

В глазах Маккинстри появилось замешательство.

— Не совсем вас понимаю, сэр.

Зато Хэмиш прекрасно его понял. «Что за женщина сидит за решеткой — убийца, жертва или мученица?»

Когда Ратлидж уходил, Маккинстри сказал:

— Больше всего меня во всем этом деле беспокоит то, что никто не поднял руки в защиту Фионы. Никто не заступился за нее. Ни мистер Эллиот, ни мистер Робсон, ни мистер Бернс… наш прокурор-фискал. Ни инспектор Оливер. Ее как будто заранее приговорили, а на суде будет просто фарс. Ее признают виновной, и все вздохнут с облегчением: «Мы правильно поступили, что отвернулись от нее. Вот и присяжные так сказали». И правда будет похоронена вместе с ней. Вот отчего я не сплю ночами. — Он принялся загибать пальцы на правой руке: — Священник, главный констебль, прокурор-фискал, инспектор… А если она невиновна, и ее повесят?

Возвращаясь к отелю, рядом с которым он оставил машину, Ратлидж обдумывал все, что сообщил ему Маккинстри. Он невольно заинтересовался делом. Все части головоломки были ловко подогнаны друг к другу.

Как в шахматах, когда игрок заранее просчитывает ходы всех фигур на доске. В шахматы играют двое. Атака, контратака. В жизни в исходе уверенным быть нельзя…

Перед самым уходом Ратлиджа Маккинстри показал ему копию, которую он снял с письма, присланного священнику, мистеру Эллиоту. Он прочел письмо вслух. Слушая, Ратлидж невольно подумал: было бы естественно, если бы священник, получив такое письмо, пошел к обвиняемой и попросил ее объясниться. Священник же предпочел втянуть в дело полицию, тем самым подтвердив, что и он верит злобным наветам, услышанным от прихожан. Пожалуй, стоит пойти по этому следу…

Взяв у Маккинстри копию письма, Ратлидж пробежал текст глазами. Фразы были составлены просто и безыскусно, автор наивно пытался защитить обвиняемую, но, сам того не желая, бросал на нее тень. Бросал или бросала? Многое указывало на то, что письмо писала женщина… Если перед ним мистификация, то очень искусная. Простые слова дышали искренностью:

«До меня дошли ужасные слухи об одной молодой жительнице Данкаррика. Печально, что никто не вымолвил ни слова в ее защиту. Я потеряю место, если расскажу, как мы с ней познакомились. Ее зовут Фиона. Дело было в конце лета 1916 года. Она путешествовала с младенцем, и у нее не было для него молока. Мне еще тогда показалось, что она не может быть его матерью, и в самом деле вскоре оказалось, что мать только что скончалась, а Фиона взяла ребенка и собиралась воспитать его как своего. Мне стало грустно, потому что она была не замужем и у нее не было родных, кроме тетки — старой девы. В ответ на мой вопрос, есть ли у матери родня, которая могла бы помочь, она заплакала и не стала рассказывать, как умерла бедняжка и даже где ее похоронили. Она часто повторяла, что будет хорошей матерью и никому не позволит отнять у нее младенца. Было понятно, что она очень взволнована. Она постоянно оглядывалась через плечо, как будто думала, что увидит там кого-то. Но там никого не было. Все уговоры оказались бесполезными. Меня поразила ее непоколебимая вера в то, что она сумеет воспитать бедного сироту как родного сына. Я не могу поверить в то, что она превратилась в распутницу и предала доверие, которое ей оказали. Пожалуйста, помогите ей чем можете. Неправильно, что ее так мучают. Я поверю, что Фиона убийца, не раньше, чем поверю, что она стала шлюхой…»