Читать книгу "Кладбищенские истории - Борис Акунин"

В поисках мастера Леньков несколько месяцев провел наразличных современных кладбищах, наблюдая за работой похоронных бригад. И вотна Николо-Архангельском приметил Крота.

Сразу было видно: это не просто профессионал, это настоящийвиртуоз. Одно из самых захватывающих зрелищ на свете — смотреть, как работаетМастер, и не суть важно, чем именно он занимается. Пишет картину, рубит мясо,чистит ботинки — не имеет значения. Когда человек выполняет дело, ради которогородился на свет, он великолепен.

Крот подходил к помеченному колышками участку и некотороевремя рассматривал его, слегка двигая кустистыми бровями. Бригада почтительностояла поодаль, ждала.

Потом чудо-могильщик с грациозной небрежностью взмахивалкиркой и делал на грунте несколько засечек. Рабочие брались за инструменты — иземля, даже самая каменистая или промерзшая, будто сама лезла на лопаты.

Бригадир стоял в стороне, покуривал. Его звали, когда нужнобыло выкорчевать корень или вытащить засевший под землей валун. Тогда старшойспрыгивал в яму, что-то подсекал, где-то подрубал, наваливался на рычаг — иготово. Паша ни разу не видел, чтобы бригадир возился дольше одной минуты.

Особенно понравилось Ленькову то, что земляных дел мастеробходился почти без слов. Хорош был и взгляд — тусклый, словно обращенныйвнутрь себя. Ясно, что не шустрик. Однако и не дебил — иначе не выбился бы вбригадиры.

Дальнейшая проверка подтвердила правильность выбора.Непьющий, языков не знает, географии тоже. Ему что Мадрид, что Нью-Йорк, чтоПариж. Сидит себе в гостинице, смотрит футбол или, если есть, порноканал. Затоночью, на кладбище, с инструментом в руках — настоящий Паганини.

Такой вот напарник.

Тент из парашютной ткани был нужен, чтобы избежать ненужныхосложнений. Если обходчику, в нарушение рутины, вздумается свернуть на АвенюКарет, куда выходит 89-ый дивизьон, он ничего не заметит, даже если протопает впяти шагах от сфинкса. Крот и Некрофорус роют землю с противоположной стороны,да еще прикрыты тканью — такой же светло-серой, как памятник. Обнаружить ихможно, только если приблизиться совсем уж вплотную. Но делать этого Леньковфранцузу ни в коем случае не посоветовал бы. Однажды в Питере, на Волковом,сторожу вздумалось отлить на могиле камергера графа Опраксина, где как разтрудились Паша с Кротом. Увлеченный операцией Паша заметил поддатогокладбищенского аргуса, только когда тот тупо заматерился, глядя на сочащийся изземных недр свет. Леньков тогда растерялся, а Крот нет. Схватил беднягу сторожаза ногу, сдернул в могилу и один-единственный раз приложил чугунным кулачищем вухо. Потом запихнул бесчувственное тело в крепкий, нисколько не прогнившийгроб, под бочок к его покойному сиятельству и аккуратно засыпал землей. Отэтого воспоминания у Паши до сих пор начинался нервный тик.

Поползав минуту-другую вдоль постамента, Крот достал изчемоданчика бур. Быстро сделал шурф вплотную к камню, посветил фонариком,кивнул. Под тентом было душновато, налипшая на сверло глина влажнопосверкивала.

— Конечно, его произведения справедливо критикуют запозерство и любовь к дешевой эффектности, — стрекотал Паша, наблюдая, какспециалист тихо жужжащей циркулягжой прорезает в земле прямоугольник. — Нокакое волшебное сочетание звуков! Какие образы! Вот тебе четверостишье, изкоторого произрос весь Блок и добрая половина нашего Серебряного Века.

Стоит там женщина.

Бледна,

Пылают губы, словно пламень,

А сердце холодно, как камень.

Под фонарем стоит она.

Напарник вытер пыль с лица, сплюнул.

— Согласен, — развел руками Некрофорус. — Мой переводхромает. В оригинале гораздо звучнее:

But one pale woman all alone.

The daylight kissing her wan hair,

Loitered beneath the gas lamps'flair,

With lips of flame and heart of stone.

Крот ловко подцепил целый пласт дерна и отложил в сторону.Когда закончит — поместит обратно, разровняет, и будет незаметно, что в могилекто-то копался.

Теперь специалист заработал ухватистой титановой лопатой.Быстро, буквально на глазах, ушел в землю сначала по пояс, затем по плечи.Настоящий крот, подумал Леньков. Пашино дело сейчас было простое —утрамбовывать пирамиду выкопанного грунта, чтобы куча не разрасталась.

Вот донесся характерный скрип металла о камень — значит,Крот уже дорылся до основания и устанавливает домкраты, чтобы саркофаг непросел. С начала операции прошло меньше получаса.

Крот дернул Пашу за ногу. Это значило: пора.

Сглотнув, Леньков полез в черный квадрат. Сердце колотилосьгде-то в области горла, но ощущение было приятным — будто летишь с крутогоспуска на санках.

Очутившись в тесном склепе, плечом к плечу с Кротом,Некрофорус втянул воздух столетней давности. Луч фонаря скользил по крышкегроба. Под сантиметровым слоем пыли (и откуда она только здесь берется?) вялопоблескивала лаковая поверхность.

— Бронзовые, — уважительно сказал Крот, потрогав пальцемфигурные болты по углам. — Супер.

И, не теряя времени, включил электроотвертку.

Зззик, ззик, — нудно запищала она, и болт проворно вылез изпаза. Время от времени Крот останавливался, чтобы подлить масла, и сновараздавалось: зззик, зззик. Паша страдальчески зажимал уши — это напоминало емузвук бормашины.

— Угу, — махнул Крот.

Взяли крышку в четыре руки, осторожно отставили.

На всякий случай Паша нацепил пропитанный лавандойреспиратор. Из старых могил, бывает, таким амбре шибанет, что всё рабочее местооблюешь. Кроту-то ничего, он ко всякому привык.

Но при виде мертвеца даже напарника, мастера могильных дел,затрясло.

Оскар Уайлд лежал в гробу совершенно целый, нисколько нетронутый тлением. Черный сюртук расползся, уголки воротничка почернели, ноширокий лоб мертвеца был чистым и белым, а на полных, несколько обвисших щекахдаже розовел румянец.

Паша-то был к этому готов и довольно хихикнул — в кои-товеки нервы у него оказались крепче, чем у помощника:

Прекрасен рыцарь, что, сраженный.

Упал меж тростников,

И рой рыбешек возбужденный

Уж к пиршеству готов.

— Это про нас с тобой. Мы ведь готовы к пиршеству, а,Кротик?

— Чего это он? Чисто Ленин в мавзолее, — произнес специалистнебывало длинную для него реплику.

— Необъяснимый феномен, зарегистрированный еще в 1909 году,когда останки переносили сюда с кладбища Баньо. Думали, остался один скелет, аклассик всех удивил. Оказался нетленным, будто святой угодник. При этомумирал-то некрасиво. Когда испустил последний вздох, изо всех дырок полилось,даже из ушей. Очень неэстетично умер, для эстета. Может, потому и не прогнил,что вся дрянь сама собой вытекла? Ну, а что белый-румяный, это любовничекпостарался, Бобби Росс. Подгримировал. Перезахоронением он командовал. Кстати,Бобби должен быть где-то рядом, его похоронили здесь же.