Читать книгу "Кир - Семен Злотников"

– Когда есть что сказать, – произнес он серьезно, – можно и помолчать.

В самом деле, по всем внешним признакам, птица молчала (сыр в клюве!) – а я ее слышал.

– Мыслишь – значит, существуешь! – коротко пояснил ворон, минуя нюансы.

«Cogito… ergo… sum…» – мысленно повторил я, но уже по-латыни, знаменитое изречение пытливого французского философа Рене Декарта.

– Да, верно, Рене! – неожиданно оживился ворон, будто получил весточку от старого друга или родственника, которого он давно не видел.

Я вдруг удивился неточности перевода гениальной фразы Декарта на русский язык: по-латыни, насколько я помнил, звучало: мыслю – значит, живу, а не существую; существовать, в конце-то концов, можно по-разному!

– Вот именно, не всякое существование – жизнь! – с радостью подхватил ворон. – Можно осмысленно присутствовать на этой земле, а можно влачить жалкое существование и прозябать без цели и смысла, уныло и пошло! Прав был Сократ, говоря: вообще бытие иллюзорно, и только присутствие мысли хоть как-то его оживляет!

Выходит, подумалось мне, многие беды на свете происходят от неточности перевода…

– Было время, – заметил мой гость, – когда люди общались без перевода и не путали бытие, извините, с существованием!

Так, неспешно общаясь, мы с ним дошли до Вавилонских событий, положивших начало нашему нынешнему кошмару.

Удивления, впрочем, заслуживает не столько предмет нашей с вороном незамысловатой беседы – но то, что я в эти минуты (или, возможно, часы) перестал испытывать несвободу.

Незаметно гнетущее чувство тоски и безысходности уступило место фантазиям и работе мысли.

Так, я в моих снах спасался с Моисеем из рабства.

Под стенами Трои я бился бок о бок с великим Аяксом (нам не было равных!).

Победой юного Давида над гигантом Голиафом я гордился как своей собственной.

С Александром Македонским мы покоряли мир…

Вопреки всем гвоздям и невзгодам я без особого труда перемещался во времени и пространстве, сражался и побеждал, влюблялся и радовался, ликовал и парил.

И, казалось, не было силы, способной помешать полету моей фантазии и омрачить этот праздник.

Неожиданно я ощутил на губах вкус голландского сыра и услышал насмешливый чуть и немножечко грустный голос моего пернатого спасителя:

– Я тебя не оставлю, Кир!

44

Я понятия не имел, приступая к исповеди, о подводных камнях и путаных тропах, поджидающих меня в пути (опять же, еще раз повторюсь, в силу писательской неопытности!).

Оказалось, не так это просто – скупо и внятно, а главное, правдиво изложить ход целой жизни (особенно собственной!).

Как я обнаружил, любое событие со временем незримо набухает, пропитывается, подобно губке, дополнительными смыслами и вызывает эмоции, о существовании которых я ранее не догадывался.

Готов поклясться, что за три с лишним года пребывания на кресте я плакал разве что от боли.

Тех слез жалости к себе, что туманят мне взор, когда я пишу эти строки, тогда у меня даже не возникало.

Вероятно, в минуты испытаний включается внутри нас некий спасительный механизм, помогающий забыть о себе (что-то вроде инстинкта самосохранения!).

И сегодня я меньше всего хотел бы просить о сочувствии к моим прошлым страданиям.

Просто подумал, что кому-то пригодится мой скромный опыт выживания в экстремальных условиях…

Итак, белый ворон сдержал свое слово: что ни день, он прилетал ко мне до рассвета и приносил с собой в клюве то шмат копченого мяса, иногда куриную ножку или ломтик пахучего сыра.

Однажды я все же поинтересовался, откуда еда.

– Да тут, за забором, ее завались! – устало пробормотал ворон, лениво махнув крылом в сторону Московского Кремля.

Но при всей калорийности кремлевских продуктов выжил я все же, как я полагаю, исключительно благодаря духовной пище, которою мой пернатый спаситель делился по-царски щедро и бескорыстно.

Любое мое размышление или немые вопросы встречали его живейшее понимание.

Поначалу меня удивляли его обширные познания в истории, географии, литературе и других гуманитарных дисциплинах (точных наук мы почти не касались по причине их точности).

Как-то он объяснил, что все сведения у него из надежного источника.

«Книга – источник знаний!» – немедленно вспомнился мне плакат на дверях нашей школьной библиотеки.

На что ворон мягко заметил, что книги пишутся людьми, а люди – увы! – полны амбиций и заблуждений.

– Говоря об источнике, я подразумевал Первоисточник! – поправилась птица с нажимом на слове: Первоисточник.

– Всем источникам – Первоисточник! – с предельной серьезностью подчеркнул ворон в ответ на мое затянувшееся молчание…

Подобным телепатическим манером мы и общались с ним на протяжении трех с лишком лет: стоило мне о чем-либо помыслить – как он немедленно откликался и легко разрешал мое любопытство или даже сомнения.

Я не помню, чтобы он сердился, срывался или повышал голос, и самые невероятные истории из его уст (точнее, клюва!) воспринимались как нечто само собой разумеющееся.

Заявление птицы о близости к Первоисточнику естественным образом порождало вопросы, а именно:

– что представляет собой Первоисточник?

– и где Он находится?

– и как Его можно узнать?

– и как Он, собственно, функционирует и с какой целью?

– и вообще, что Им движет?

– вечная скука?

– желание перемен?

– элементарное любопытство?

– неутолимая жажда познания?

– или, возможно – некий дальний интерес, о котором нам не дано знать?

И еще в связи с этим меня занимал такой вопрос: что, собственно, было тогда, когда ничего не было?

На кресте, как ни странно, мой интерес к Вечности получил дополнительный импульс.

С новой силой и рвением я пытался охватить разумом необъятное и постичь непостижимое.

Первоисточник, по самом моем простом рассуждении, являлся первейшим источником в Природе (тут само слово говорило за себя).

Это могло означать, пояснял я себе же, что других первых источников, как таковых, до Него в Природе не наблюдалось (как таковой и Природы!).

Это, в свою очередь, означало, что ниже той точки, с которой начинался Первоисточник, ничего до Него…

И так я тонул всякий раз, оказываясь в болоте парадокса: то есть, с одной стороны, я признавал первенство Первоисточника, но и – параллельно! – пытался опять-таки дознаться, кто или что существовало до Него?..