Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

Я сидел напротив камина, на котором стояло, сверкая, большое зеркало. Прежде чем обернуться, я посмотрел, что в нем отражается, и не увидел у себя за спиной ничего подозрительного – там лишь висела картина, на которой была изображена женщина, словно бы устремившая на меня взгляд. Но зеркало, учитывая его расположение, показывало мне только верхнюю часть находившейся за мной комнаты. Тогда я встал как можно небрежнее и принялся расхаживать туда-сюда с равнодушным видом.

Позади стула, с которого я только что поднялся, никого не было – там не было даже ничего такого, за чем можно было бы спрятаться.

Но там висел портрет.

Там была женщина, чей пристальный взгляд казался столь проницательным, что я невольно ощутил странное смущение. Войдя в гостиную несколькими минутами ранее, я не заметил этот властный, волевой, испытующий взгляд.

«Да что это со мной? – сказал я себе. – По́лно. Нужно успокоиться, черт возьми!»

Но мое смущение, увы, не проходило.

То была статная рыжеволосая женщина, написанная маслом на темном и теплом фоне. Свет лампы озарял лишь ее бледное лицо и зеленые глаза, в которых художнику удалось превосходно передать огонь напряженного внимания и безжалостной бдительности.

Призна́юсь вам, я уже начал предаваться занятным размышлениям относительно этой необычной картины, этой особы, чей взгляд заставил меня обернуться, и о самом «профессоре» Мабелиусе, когда тот вошел в гостиную.

То был мужчина средних лет. Я видел его на фотографиях: коротко постриженные волосы, волевое лицо, живые и проницательные глаза под кустистыми черными бровями.

Он любезно ответил на вопросы, которые я задал ему от имени – якобы – его страховщика. Передо мной был деловой человек, сбросивший с себя личину «профессора». Я прекрасно сыграл свою роль и удалился, как и приличествовало, уже через несколько минут, в общем и целом выполнив порученное мне задание.

Женщина с картины следила за моим уходом своим неусыпным взглядом.

На следующий день Мабелиус был арестован. Его задержали на пороге соседнего дома. Он пытался сбежать через тот выход, изменив внешность. Руководствуясь моими указаниями, Леру именно там его и поджидал. Я еще накануне вечером, по возвращении домой, понял, что в перегородке было проделано потайное окошечко, позволявшее «профессору» понаблюдать за клиентами, прежде чем принять их. Но, будучи тонким психологом, он предвидел то, что некоторые из них могут чувствовать, что за ними наблюдают, и потому, чтобы ввести их в заблуждение, использовал уловку с зеленоглазой женщиной.

К несчастью для него, к волшебству я отношусь с недоверием и потому, как только оправился от первоначального изумления, логически поразмыслив, все это понял.

1937

Убитый был писателем

Комиссар Жером пригладил седые усы и бородку, прежде чем рассказать эту историю, относившуюся к тому времени, когда он был еще инспектором.

– Я прибыл в Сен-Леонар, – сказал он мне, – часа в три пополудни на машине. В жандармерии пожилой, но все еще полный сил сержант с предельной точностью изложил мне факты. Его ошибка состояла лишь в том, что он слишком поспешно – по крайней мере, на мой взгляд – пришел к заключению.

«Это самоубийство, мсье. И вот как мы это выяснили. Довольно-таки занятным образом, сейчас вы сами поймете.

Утром здесь была ярмарка. Сельский полицейский привел к нам какого-то бродягу, которому вздумалось стащить с одного из лотков пару ботинок. Я допрашиваю этого малого. Документы его не в порядке, к тому же, обыскав его, мы обнаружили при нем красивые золотые часы.

„Где ты взял это?“ – спрашиваю.

Тут он приходит в ужасное смятение. Впрочем, он с самого начала, как я заметил, сильно нервничал. И вот он восклицает:

„Мсье жандарм, я скажу вам всю правду и умоляю вас мне поверить. Разве я похож на убийцу? Да я мухи в жизни не обидел. Это не я убил того мсье“.

„Какого мсье?“

„Мсье, которого вчера днем я обнаружил мертвым в лесу, у тропинки. В руке у него был револьвер, а в траве валялись, сверкая на солнце, эти часы. Я сказал себе, что любой, проходивший мимо, такими бы не побрезговал, – вот я их и прикарманил. Можете считать меня вором, если хотите, но не убийцей. Ах! И угораздило же меня взять эти часы! Я и сам уже понял, что с этим, вероятно, сглупил, так что хотел принести их вам и рассказать всю историю“.

Естественно, господин инспектор, я арестовал этого типа, и, отталкиваясь от его показаний, мы отправились на поиски трупа. Мы обнаружили его в коммуне Эрвиль, посреди леса, на отдаленной тропинке, по которой этот мсье совершал свои одинокие прогулки. Это был старый чудак, писатель-любитель, который жил совершенно один, в уединенном доме, в стороне от Эрвиля. Никто о нем не беспокоился, потому что и ему самому ни до кого не было дела.

Он покончил с собой вчера утром, ровно в восемь часов. В руке у него действительно все еще лежал револьвер, из которого он пустил себе пулю в правый висок, а в его бумажнике мы нашли вот такую записку. Можете сами прочесть: „Я решил покинуть этот мир ровно в восемь утра. Часы у меня перед глазами. На них сейчас без пяти восемь. Стрелки бегут. Без четырех. Без трех. Сейчас я положу этот листок в бумажник, и – прощай, жизнь!“ Таковы факты, господин инспектор».

«Да уж, – сказал я сержанту, – этот писатель привносил роман даже в свою жизнь, да самого ее конца! Чертовски романтические строчки!»

«Профессиональная деформация», – заметил сержант, не упустив возможности блеснуть знаниями.

«Вероятно. Однако же ваш бродяга – везунчик. Не окажись при самоубийце этой записки, он рисковал получить по полной. Его могли бы вычислить по следам. Один лишь факт обладания этими часами отправил бы его на эшафот, теперь же он его, напротив, оправдывает, поскольку, когда старый литератор застрелился, хронометр все еще был при нем. Ибо не можем же мы предположить, что бродяга сумел столь точно подгадать время для своего злодеяния? Нет, подобное совпадение недопустимо».

«Да и потом, – сказал жандарм, – тогда бы он обобрал жертву. А так он взял лишь эти часы, потому что они, по его словам, „валялись в траве“. В бумажнике было триста франков. Желаете увидеть задержанного, господин инспектор?»

«Попозже, – ответил я. – Время терпит».

* * *

Здесь комиссар Жером сделал паузу, снова, глядя на меня, пригладил бородку и продолжил:

«Остаток дня я провел в Эрвиле, расспрашивая о привычках покойного писателя и выясняя кое-какие другие моменты, казавшиеся мне достойными внимания. Затем я