Читать книгу "Чернокнижник - Максим Войлошников"

— Да, ваше сиятельство. Из-под города Архангельска.

— Север… Север… Немало загадок он таит. Может быть, участникам начавшейся Северной экспедиции удастся найти часть ответов… — проговорил Брюс задумчиво. — Петр Великий на сие надеялся.

— Что могут узнать простые моряки, кроме внешних очертаний местности и берегов, ваше сиятельство? И то будет подвиг. Даже те, кто жили там прежде русских, не в силах проникнуть в самую глубь тайны… — заметил Лодья.

— Ты прав, молодой человек. Но, может быть, ты скажешь мне нечто новое? Что ты помнишь о своем детстве, откуда взялся твой дар, о котором я догадываюсь? Есть ли тому у тебя объяснение? Может быть, ты можешь пролить свет на то, когда на севере зародилась эта неведомая сила?

— Воспоминания о детстве смутны. Слыхал я от родителя, что был подкинут и усыновлен за бездетностью жены моего отца. Не помню ничего, кроме того, как в отрочестве познал ту способность, о которой ты говоришь, и она, вместе с недюжинной силой, укрепила во мне стремления и таланты к познанию мира… От оленных ненцев, обитающих к полунощи, у Канина носа, слыхал я, что тысячи лет назад, когда, наверное, еще греки, наставники человечества, ходили в зверином, а может, и ранее того, появилась ненадолго в небе синяя звезда, точно Господне око, пристально направленное на землю, и в те времена стало возможно, что прежде было невероятно… И соединялось несоединимое, и разделялось прежде единое. И в те поры, говорили они, и появились люди с синими, как небеса, глазами и светлыми, как снег, волосами… Но не русские, и не финны, а еще раньше…

— Не слышал я такого предания, — промолвил Брюс. — Но о синей звезде сохранилась память кое-где, что сияла она над миром, соперничая с главными светилами во времена, кои отцы наши именуют допотопными…

Затем хозяин спросил гостя, когда он родился, и, получив ответ о том, под какой датой тот вписан в приходскую книгу, сказал:

— Я должен составить гороскоп о тебе, посиди пока.

И углубился в свои книги и таблицы. Примерно через час он поднял голову от бумаг и заговорил:

— День, названный тобой, не твой, не истинный, однако все равно судьба твоя ясна — она будет значительна. Ты покинешь Россию в тот год, когда меня не станет, и вернешься, когда произойдут перемены в правлении. Ты достигнешь высот познаний. Но для этого тебе необходимо учение. И вовсе не то, что преподается в Греко-латинской академии… Я попрошу моего ученика, Артемия Волынского, обратить на тебя внимание. Твой талант, я чую, велик и необычен. Но ему необходима огранка, дабы мог ты послужить России. Ибо подобного тебе я лично знаю только одного — мурзу Тевкелева, который еще у Петра был толмачом, а сейчас обретается в Оренбургской экспедиции у Кириллова. Но его дар идет с востока, из древних дебрей монгольских, из темных кругов Чингисхана. Твой же — иного происхождения. Я читывал, что древние князья Севера, правившие еще до русских, имели иногда такой дар… Ладно, я теперь буду иметь тебя в виду.

— Дозволит ли господин граф заниматься в его библиотеке? — спросил Лодья.

— Не только дозволю, но и подберу книги, с коими тебе надлежит ознакомиться. Однако далеко не все, что тебе нужно, есть у меня. Тебе надо будет побывать в библиотеке Киевской академии, с которой довелось мне познакомиться во время Полтавской кампании. Там с литовских времен хранятся некоторые книги, на прочтение которых я выпишу тебе особливое дозволение, ибо хранятся они там под большим спудом, а не то знаменитые киевские ведьмы, узнав их, пожалуй, сделались бы вдвое сильнее…

Глава 12. Киев

В отзыве руководителя Греко-латинской академии, адресованном высшим властям, говорилось о необычайной усидчивости, работоспособности и многочисленных талантах нового ученика. Вместе с тем архимандрит Концевич отмечал некоторое вольнодумство Гавриила, его своеволие и некие неясные устремления, которые ставили его особняком от остальных учеников. За сим, подчеркнув окончание светской программы московской академии, он предлагал отправить Лодью для продолжения образования в академию Киево-Могилянскую, старейшее русское учебное заведение, благополучно пережившее польские гонения на все, связанное с русским именем и православием. И Гавриил поехал далее на юг — в Киев.

В ту пору расположенный на кручах на правом берегу полноводного Днепра Киев уже давно перестал быть метрополией Русского государства, какой являлся во времена первых великих князей. После татарского погрома древний город мучительно долго возрождался из руин, потом попал под власть литовских князей, а после возведения на польский трон литовского князя Владислава Ягайло и принятия польско-литовской унии оказался в пределах нового государства — Речи Посполитой. Однако не прошло и ста лет, как жесткая политика полонизации, а затем ослабление королевской власти привели к восстанию Хмельницкого, страшной гражданской войне и очередной битве России с Польшей. Киев отошел к Москве. Но правобережье Днепра осталось под польским владычеством. И вот уже восемьдесят лет, как древний русский стольный град находился всего в двадцати верстах от рубежей Речи Посполитой. Нынче это был важный торговый и культурный центр, лежавший на окраине Российской империи, в котором с прежних времен еще проживало немало поляков.

Киево-Могилянская академия, куда послали Лодью, была создана за сто лет до того, в разгар Тридцатилетней войны, когда поляки поняли, что подавление, насильственная полонизация и принуждение к униатству православного населения ни к чему хорошему не приведут, в чем их убедило недавнее восстание Наливайко. Тогда и решили они, что лучше позволить украинской шляхте получать православное образование и иметь от нее помощь, нежели обрести в такое трудное время, да еще и в тылу, обозленного неприятеля.

Академия была основана православным митрополитом Киевским и Галицким Петром Могилой, который оживил православное служение во всех церквах киевских. Вместе с тем, был этот митрополит константинопольского патриархата не ревнителем чистого православия, но тем, кто искал согласия с польской властью и униатами. К тому же Могила являлся не только знаменитым богословом, но и великим чернокнижником, что вовсе не случайно. Ибо отец его до бегства в Польшу был господарем Валахии, где не исчезало темное колдовство со времен знаменитого князя Влада Дракулы, правившего этим княжеством еще за полтора столетия до того. И сии качества немало споспешествовали влиянию Могилы на нового короля Владислава, которому он помог утвердиться на престоле, обеспечив поддержку и православных подданных, и некоторых других сил, не столь преданных христианской вере, да и какой-либо иной. С другой же стороны, в его епархию входили запорожские степи, где еще жило в заросших кустарником балках кровавое колдовство древних скифов, народа оборотней. Говорят, что именно начиная с него особенно распространилось колдовство в Киеве.

Упомянутая академия располагалась в старом здании Братской школы над Днепром, у Контрактовой площади, между Подолом и Киево-Печерской лаврой, от которой ее отделяла Крещатицкая ложбина, тогда еще малозаселенная. В полутора верстах на запад высилась Святая София, возведенная при князе Ярославе Мудром. Вот в это примечательное место и прибыл Гавриил.