Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

доверие и даже почтение, чем я похвастаться не мог.

Я познакомил Морэ с этим утопающим в зелени уголком земли, и он пришел от него в полный восторг. Показал я ему и свои акварели – они вызвали у него куда меньше энтузиазма. Вечером я отвел его к Реюнику – еще одной достопримечательности этого места. Старик встретил нас шумно, с самой лестной фамильярностью.

Но так уж вышло, что Морэ, подойдя к печи, на которой потрескивало грибное фрикасе, заметил:

– Право же, милейший мсье Реюник, вы же не собираетесь есть эти грибы, полагаю?

– Почему бы и нет, господин доктор?

– Не все из них съедобны! Смотрите: вот этот и вот этот…

– Не все из них съедобны! Ха! Позвольте мне с вами не согласиться, мсье доктор! – воскликнул Реюник с широкой улыбкой. – Уж грибы-то я знаю! Эти вы можете есть абсолютно спокойно. Ручаюсь: плохо вам от них не будет!

– Ну уж нет, я-то их есть определенно не стану! – сказал Морэ.

В хижине было уже довольно темно. Мой друг взял сковороду и направился к окну, чтобы получше рассмотреть грибы, в то время как Реюник с силой тыкал мне локтем в бок и подмигивал с видом не слишком-то почтительным по отношению к Морэ.

– Нет, определенно не стану! – повторил тот.

И знаете что: через два часа, когда мы уже готовились отойти ко сну, перед нами возник Реюник – пошатывающийся, цепляющийся за наличник, мертвенно-бледный, весь в поту, согнувшийся чуть ли не вдвое от боли. Он прохрипел:

– Господин доктор… Скорее, скорее!.. Я отравился… Грибы… Вы были правы… А-а-а-а-а-а!..

Мы уложили его на кровать. Он продолжал стонать. Морэ вытащил из своего несессера какое-то лекарство и дал ему выпить. Боль временно стихла, но вскоре вернулась – еще более острая.

В комнате уже толпилось все взрослое население деревушки.

– Повезло еще, что среди нас есть доктор! – пробормотала мадам Фроманто.

Морэ сжал губы и, подойдя к нам, прошептал:

– Ему не выкарабкаться. Что он за человек? Следует ли мне сообщить ему это?

– Насколько я знаю Реюника, – заметил я, – уж лучше сказать ему правду.

Морэ так и сделал:

– Мсье Реюник, ваше состояние безнадежно. Но может, вы хотите сделать какие-то распоряжения, выразить свою последнюю волю…

Тут уже Реюник пришел в неописуемый ужас, принялся умолять Морэ спасти его. И вдруг, при мысли о смерти и загробном мире, он простонал сквозь ужасные рыдания:

– Я хочу признаться! Да, признаться! Слушайте все! Это я убил Мари Жанну Анблен! Простите, мадам Анблен, простите меня все!..

Морэ, державший его за запястье, извлек из кармана некую металлическую штуковину, вероятно какой-то медицинский прибор…

То оказались наручники, которые с клацаньем защелкнулись на запястьях умирающего!

– Успокойтесь, Реюник! Вы умрете не сегодня, но позднее – и не так. Вы не отравились. Два часа тому назад у вас в доме, стоя у окна, я просто-напросто подсыпал к вашим чудесным грибам парочку щепоток кое-какого порошка – эффект от него неприятный, но сам он абсолютно безобидный.

Видите ли, мы – мсье Дарже и я – прекрасно понимали, что вы признаетесь в убийстве, когда решите, что стои́те на пороге смерти. И когда мой секретарь в письме сообщил мне, что вы часто едите грибы, я тут же и приехал, уже зная, что мне захватить с собой.

В силу профессии, Реюник, мы стали неплохими психологами. Кстати, мсье Дарже, моего секретаря, в действительности зовут Жерар, тогда как я – окружной комиссар Жером… Жерар, сходите, пожалуйста, к ближайшему телефонному аппарату и известите жандармерию.

1934

Что произошло

– Готовы выслушать очередную историю? – спросил меня Жером. – В этот раз я попробую изобразить из себя литератора.

* * *

Стоя на коленях на толстом старом розовом ковре, примерщица подравнивала подол юбки английского дамского костюма. Ее напряженное гибкое молодое тело чуть расслабилось, пока она снимала с Милены мерку.

Милена, неподвижная и отрешенная, смотрела прямо перед собой, в одно из тех высоких зеркал, которые повторяли ее стройный и прямой стан, льняную юбку серо-бежевого цвета, прозрачную кремовую блузку и медно-красные стружки ее шевелюры.

– Ну вот! – сказала примерщица, бдительным взором проверив свою работу в зеркале.

Она распрямилась привычно легко. Другая примерщица, слегка улыбнувшись, протянула Милене жакет от костюма-тройки.

– Если мадам изволит надеть…

Славная и верная Камилла Тьерс, знавшая всех парижских модисток и портних, скромно сидела на стуле в углу со взглядом, преисполненным обожания и глубочайшей покорности.

– Кхм! Кхм! – произнесла Милена, вложив в это легкое покашливание как можно больше любезной насмешливости.

– Действительно, – признала портниха со сконфуженным видом. – Примите наши извинения, мадам. Даже не знаю, как так вышло. Этот жакет ужасен.

Она тут же схватила ножницы, висевшие у нее на поясе на двойном черном шнурке, и приблизила их к пройме, намереваясь начать распарывать.

– Постойте, мадемуазель Берта, – сказала Милена.

Примерщица послушно отошла в сторону.

Милена, иронично усмехаясь, разглядывала себя в зеркале, одетую в неудачный жакет со слишком широкими, слишком длинными и плохо пришитыми рукавами.

– Камилла, – сказала она, – я тебе вот такая ничего не напоминаю?

Едва она произнесла эти слова, как вошла владелица ателье – слащавая, улыбающаяся, если можно так выразиться, с головы до ног.

– Посмотрите, мадам Леско! – возмутилась примерщица. – Жакет мадам Винель. Какой ужас!

– Ах!.. – удрученно пробормотала мадам Леско. – Тысяча извинений, мадам!

– Я тебе вот такая ничего не напоминаю, Камилла? – повторила Милена, по-прежнему находясь во власти какой-то мысли.

– Нет, – ответила Камилла Тьерс, заинтригованная и удивленная.

Милена снова улыбнулась.

– Можете распарывать, мадемуазель Берта, – сказала она.

Мадемуазель Берта приступила к работе, с предельной тщательностью подправляя, пришпиливая булавками рукава. Милена стояла совершенно неподвижно. Мысли ее витали где-то далеко, это было особенно заметно по той застывшей улыбке, которая продолжала слегка кривить ее губы, покрытые яркой помадой.

– Надеюсь, мадам Винель нас простит, – промолвила мадам Леско, поворачиваясь к Камилле Тьерс.

– Ну разумеется, разумеется, – сказала Милена, не покидая страны грёз или, скорее, воспоминаний.

Больше она ничего не сказала. Примерка закончилась в тишине. Милена и ее спутница вышли в сопровождении как никогда услужливой мадам Леско, распрощавшейся с ними лишь у дверей.

Лакей, одетый в безупречную ливрею, поспешил открыть им дверцу автомобиля, сверкавшего на солнце своим никелевым и лаковым покрытием.

– Возвращаемся домой, Альбер, – сказала Милена своему шоферу.

Думаю, излишне напоминать вам, что промышленник Смит Сэмсон, друг Милены, поселил ее в мраморном дворце на авеню дю Буа.

– И что теперь? – спросила Камилла Тьерс.

– Теперь – ничего. Я немного устала. Хочу